— То есть вовсе не мягко? — не столько спросил, сколько заключил я.

— В самый раз.

— Эх, совсем же дети еще… — покачал я головой, представив осужденную троицу под тропическим ливнем — промокших до нитки, оборванных и голодных. Весьма живо представив, с множеством ярких — вернее, тусклых за стеной отвесно падающей с неба воды — деталей. — Заигрались в революционеров… Ну и доигрались…

— Ничего себе, игры, — похоже, снова заподозрил меня в симпатии к юным заговорщикам Виктор. — Ибрагимова могла ведь и насмерть разбиться. А то, что готовилось тебе — некоторые из наших скажут, что лучше уж смерть. А что дети — так даже государство наказывает за убийство с четырнадцати лет — тебе ли, как юристу, не знать!

— Тут в первую очередь учителей нужно наказывать и воспитателей! — брякнул я.

— Разумеется, — охотно согласился Панкратов. — Директор Интерната от должности уже отстранен. Ответят все — начиная с него и заканчивая последним стажером.

— Что, их всех тоже — на остров? — реплика задумывалась ироничной, однако…

— Не думаю, — с совершенно серьезным видом покачал головой мой собеседник. — Если не выяснится, что кто-то в Интернате сознательно потворствовал заговору, скорее всего, отделаются разжалованием. На градус-два… Там у большинства не такие уж высокие степени посвящения.

— Ну, хоть так… Надеюсь, Машу наказание не коснется, — заметил я. — По мне, так ее, наоборот, наградить нужно…

— Решать будет Анатолий Сергеевич, — развел руками Виктор. — Его приговор окончательный… почти, — усмехнулся он вдруг чему-то.

— Почти? — не понял я. — Что значит «почти»?

— То и значит. По старой — еще с брюсовых времен — традиции, тот, кому предстоит отправиться на миссию, вправе помиловать осужденного Гроссмейстером. Но только одного. Двое отмеченных благосклонностью Машины — два помилования. Как ты понимаешь, на сегодня двое «отмеченных» — это как раз вы с Полинкой. И, признаться, мне чрезвычайно любопытно, кого вы выберете — и выберете ли вообще кого-нибудь…

* **

В комнату, где должна была состояться наша встреча, Лиза Кузьмина вошла все в той же интернатской форме — даже две расстегнутые пуговки остались неизменны. Выбивались из привычного стиля разве что массивные наручники на тонких запястьях девушки.

— Серебряные, — с кислой усмешкой вытянула вперед скованные руки она, проследив мой мимолетный взгляд. — Наверное, для того, чтобы в прошлое не сбежала.

— Серебро — мягкий метал, — машинально заметил я.

— Ну, может, там внутри сталь или титан какой, — пожала плечами Лиза, без приглашения усаживаясь на предназначенный для нее табурет.

Мне было положено кресло, но я предпочел остаться стоять, облокотившись локтями на его высокую, прохладную на ощупь кожаную спинку.

Горислав, добросовестно игравший роль конвоира при арестованной, неспешно обвел внимательным взглядом комнату и, бросив: «Как закончите, позовете — кнопка под столом», — вышел за дверь.

С полминуты мы с Кузьминой молчали. Девушка явно изо всех сил старалась выглядеть уверенной и спокойной, спину держала прямо, глаз не опускала, но непослушные пальцы, как видно, оставшиеся вне поля ее зрения — и вне контроля — нервно теребили клетчатый подол. Чем дальше затягивалась пауза, тем быстрее и резче. Наконец дернули так, что Лиза и сама это заметила, судорожно попыталась оправить юбку, но «браслеты» не позволили ей толком развести руки, и движение получилось каким-то половинчатым и неловким.

— Честно говоря, не думал, что увижу именно тебя, — решив, что пора приступать к делу, проговорил я — как мне уже было известно, согласно правилам Ордена, к каждому из «отмеченных Машиной» мог обратиться с прошением только один приговоренный. Почему так? Уроборос его разберет. Брюсова традиция.

Оставив свою борьбу со складками подола, Кузьмина подперла подбородок сцепленными кулачками — но держать локти на весу, очевидно, оказалось неудобно, и скованные руки девушки снова упали на колени.

— А кого ты… — начала было она. — Кого вы ждали? — поправилась тут же.

— Ну… — неопределенно развел я руками. С учетом положения моей собеседницы, жест вышел разве что не издевательским — хотя вовсе таковым и не задумывался.

Почему-то мне казалось, что придет Хмельницкая. И, пожалуй, внутренне я даже был готов ее простить — хотя так однозначно решение для себя еще и не сформулировал. Да, это именно Вера подслушала тот наш разговор с Машей, именно Вера вырубила меня в девичьей гостиной… Но потом именно она до последнего уговаривала остальных оставить меня в покое — не суть важно, из каких именно соображений.

— Нам разрешили обсудить, кто пойдет и к кому, — не получив от меня ответа на свой вопрос, снова заговорила Кузьмина. — Решили, что Верка — к Белоголовцевой, а я — к вам. Только я им не сказала — я не за себя буду просить.

— А за кого? — удивился я, тут же, впрочем, предположив: — За Лешу?

— Нет, — мотнула головой девушка. — За Верку.

— Так ты же говоришь, что она сама к Полине пошла? — непонимающе нахмурился я.

— Вот она как раз будет просить за Алекса. Она не призналась, но это и так ясно — всем, кроме самого Алекса, а то бы он, конечно, встал в позу. Вот только пустой номер — Белоголовцеву ей нипочем не пронять.

— А меня, значит, пронять можно? — не слишком по-доброму хмыкнул я.

— Если бы я за себя просила — то нет, — мотнула головой Лиза. — Хотя… — на миг прищурилась она, слегка поведя плечиками. — Все же, наверное, нет, — продолжила затем. — Я шла до конца и практически победила — парни такого не прощают. Если, конечно, понимают, что проиграли — но здесь все прозрачно. А Верка — другое дело. Она была готова отступить. Ну и, получается, может рассчитывать на встречную любезность.

— Любопытная трактовка, — заметил я. — Ну а твой в этом какой интерес? Неужели исключительно забота о любимой подруге?

— Ну, не без этого, — сподобилась на мимолетную полуулыбку Кузьмина. — Как-никак, с Веркой мы десять лет на соседних кроватях спали, шесть — за одной партой сидели… Хотя такое как в плюс, так и в минус может работать… Эх, я бы даже ответила честно — да ведь все здесь сказанное будет потом использовано против меня…

— Не будет, — пообещал я. — Я уже, в принципе, решил, как поступлю — просто интересно, — это было некоторым преувеличением — но не совсем уж неправдой.

— Ну, тогда… Вот сами посудите: на кой Уроборос она сдалась мне на острове? — вздохнула девушка. — Пусть в Ордене остается. А Алекс будет там, со мной.

— Ты же вроде говорила, что парня завоюешь без посторонней помощи, разве что не по щелчку пальцев? — напомнил я не без доли издевки.

— А я и сейчас так говорю. Но всякое бывает. Когда третьему лишнему есть куда податься на стороне — хотя бы теоретически — это одно дело. А когда все тусят на одном крохотном пятачке…