– Допустим, милиции он боялся куда меньше, чем Бойко.Интересно, если бы тот узнал о развлечениях соратника, как бы поступил?

Я сделала вид, что вопроса не слышу. Илья прошелся покомнате, приблизился к дивану, на котором я сидела, наклонился и, ухватив меняза подбородок, заглянул мне в глаза.

– Знаешь, что я подумал? Почему бы нам не забыть навремя все проблемы? Пару дней отдыха мы заслужили. У меня есть дом в тридцатикилометрах от города. Будем загорать, купаться и любить друг друга. Как тебеэта идея?

– Гениальная, – усмехнулась я, и Илья меняпоцеловал.

Мы несколько увлеклись, а когда вернулись кдействительности, я сказала, что отправляться в дорогу уже поздно. Но он сомной не согласился.

– Полчаса, и мы на месте. Уверяю, ты не пожалеешь. Тамчудесно.

– Что ж, поехали.

Дом стоял на берегу реки в полукилометре от деревни.Добротный, бревенчатый, однако он мало напоминал дачу человека со средствами. Вдоме было всего три комнаты, обставленные старой мебелью, которую хозяеваобычно свозят на дачу за ненадобностью. Участок окружал низкий заборчик, водворе были колодец и баня. За домом сад, старые яблони и вишни, трава скошена ицветы в палисаднике.

– Это дом моей бабушки, – пояснил Илья, когдадоставал продукты из багажника. – Я редко тут бываю, но продать его жаль.В детстве я все лето здесь проводил.

– Красивое место, – кивнула я.

– Я был уверен, что тебе понравится.

Отправив меня смотреть телевизор, Илья приготовил ужин,растопил камин, и мы устроились на полу. Пили вино и смотрели на огонь.Обстановка была романтической, но спокойствия в моей душе не было. Я былауверена, что привез он меня сюда не просто так.

Время шло, за окном стемнело. Мы сидели, обнявшись, Илья всебольше молчал, а если и говорил, то исключительно о моей красоте. Послушать обэтом я была не против, но все чего-то ждала. Откровений? Вряд ли. Рассчитыватьна них не приходилось. Он поцеловал меня, один раз, второй, а мне вдругзахотелось оказаться далеко отсюда. Опять навалилась непрошеная тоска, и ябеспомощно подумала: что я делаю здесь, рядом с человеком, которому не доверяюи которого, скорее всего, мне следует опасаться?

– У тебя глаза грустные, – сказал Илья.

– Глупости.

– Хочешь, пойдем купаться.

– Ночью?

– Вода сейчас теплая, а если озябнешь, я тебя согрею.Будем любоваться звездами. Идем. – Он поднялся и потянул меня за руку.

– Ты сумасшедший, – засмеялась я.

– Я – романтик.

Мы вышли из дома и спустились к реке по едва заметнойтропинке. Ночь была тихая, звезды отражались в черной воде, я ступала оченьосторожно, боясь нарушить эту тишину. Илья разделся и с разбега прыгнул в воду,некоторое время я наблюдала за ним, не решаясь войти в реку. Он доплыл допротивоположного берега, помахал мне рукой.

– Давай сюда! – крикнул он, смеясь, и я все-такирешилась.

Вода действительно была теплой, я быстро достигла серединыреки, Илья плыл мне навстречу.

– Ну, как? – спросил он.

– Восхитительно.

– Я же говорил…

Минут через пятнадцать мы поплыли к берегу, Илья подхватилменя на руки, закружил на месте, я взвизгнула, вцепившись в него, а он вдругзамер, глядя мне в глаза.

– Ты невероятно красива, – сказал он то ли сдосадой, то ли с удивлением.

– Это плохо?

– Не знаю. Я уже ничего не знаю.

– Уже?

– Несколько дней назад я считал любовь романтическимибреднями, сказкой для взрослых. А сейчас мне трудно представить свою жизнь безтебя. Мысль о том, что тебя со мной не будет, причиняет мне боль.

– Что нам мешает быть вместе? – спросила я.

– Ты могла бы меня полюбить?

– Странный вопрос, учитывая, что мы любовники.

– Заниматься любовью не значит любить.

– Ты сейчас обо мне или все-таки о себе? –поинтересовалась я с усмешкой.

– Должно быть, недоверчивость у меня вхарактере, – вздохнул он, опуская меня на землю, я сделала шаг назад, и онвновь обнял меня.

– Наверное, нам лучше вернуться в дом, – поспешносказала я. Он отстранился.

– Да, конечно.

Если Илья рассчитывал на то, что ночное купание вызовет уменя желание откровенничать, то напрасно. Кстати сказать, я на егооткровенность тоже рассчитывала и, поднимаясь по тропинке, со злостью думала,что не обладаю искусством вертеть мужчинами и так, и эдак, чего в настоящиймомент очень хотелось. Илья оставался для меня загадкой, а причина, по которойон с таким упорством держался рядом со мной, по-прежнему была не ясна. Яисповедаться тоже не спешила, ведь я не знала, кто передо мной: друг или враг.Тут возможны варианты, он может быть врагом, который испытывал ко мне нечтовроде влюбленности, или все-таки другом, у которого были веские причины хранитьсвои тайны. Конечно, можно еще раз попытаться вызвать его на откровенныйразговор, но почему-то я была уверена: результат будет такой же. Мыжонглировали словами, пытаясь придать некий смысл тому, что смысла было лишено,и погребали то, что имело смысл под словесной шелухой. И так успели поднаторетьв этой игре, что она стала приносить нам некое удовлетворение. Иногда я думаю,что было бы, не имей люди возможности говорить? Чтобы тебя поняли, пришлось бысовершать поступки. Только поступок имеет значение. А слова… за словами можноспрятать все, что угодно. И все-таки в тот момент я очень нуждалась в словах.Мне хотелось, чтобы Илья говорил о себе, о своих чувствах. Я была уверена, чтосмогу отличить правду от лжи. Возможно, это еще одна иллюзия. Я резкоповернулась, остановившись в трех шагах от крыльца, и Илья, шедший сзади, едвана меня не налетел. Я положила ему руки на плечи и спросила:

– Ты меня любишь?

– Боюсь, что да, – ответил он и вздохнул, и яповерила в то, что он сказал. Но это мало что объясняло, скорее запутывало.

– Почему ты боишься? – все-таки спросила я, ужезная, что на сей раз правды он не скажет.

– Потому что в твоей жизни мне нет места, как нет тебев моей.

– Грустно, – кивнула я и поцеловала его. Мыстояли, обнявшись, и каждый думал о своем.

Уже ближе к утру, лежа в его объятиях, я все-таки вернуласьк нашему разговору: