Папа еще не спал, смотрел какой-то футбольный матч.

— Что-то вы припозднились, девчонки! — крикнул он. — Я понимаю, что сегодня пятница, но…

— Да, папа, — хором ответили мы.

Тогда у меня была комната, в которой сейчас живет дедушка. Я вихрем поднялась наверх и захлопнула за собой дверь, прежде чем сестра успела произнести хотя бы слово.

На следующей неделе я обрезала себе волосы. Отменила бронь билета на самолет. Больше я не гуляла с девушками из моей старой школы. Мама была слишком погружена в свое горе и ничего не замечала, а папа объяснял все перемены настроения в доме и мою новую привычку запираться у себя в комнате «женскими штучками». Я познала самое себя. Я вовсе не хихикающая девчонка, которая напилась с незнакомцами. Я больше не носила ничего, что можно счесть вызывающим. По крайней мере, ничего, что может понравиться посетителям «Красного льва».

Жизнь вернулась в обычное русло. Я нашла работу в парикмахерской, затем в «Булочке с маслом», и все осталось позади.

Наверное, с тех пор я прошла мимо замка пять тысяч раз.

Но больше никогда не была в лабиринте.

Патрик стоял на краю беговой дорожки и подпрыгивал на месте, его новая футболка и шорты «Найк» слегка липли к влажным рукам и ногам. Я заскочила, чтобы поздороваться и сообщить, что сегодня вечером не приду в паб на встречу «Титанов триатлона». Натан был в отъезде, и я пообещала заменить его во время вечернего ритуала.

— Это уже третья встреча, которую ты пропускаешь.

— Правда? — Я посчитала на пальцах. — Да, наверное.

— Ты должна прийти на следующей неделе. Мы обсуждаем планы поездки на «Викинг экстрим». И ты не говорила, чем хочешь заняться в свой день рождения. — Патрик приступил к растяжке, высоко поднимая колено и прижимая к груди. — Как насчет кино? Обильная еда сейчас, во время тренировок, была бы некстати.

— Э… Мама и папа планируют праздничный ужин.

Он взял себя за пятку, направив колено к земле.

Я невольно обратила внимание, что его нога становится неестественно жилистой.

— Не слишком похоже на романтический вечер.

— Кинотеатр тоже. В любом случае я чувствую себя обязанной, Патрик. Мама в последнее время немного расстроена.

Трина уехала на предыдущих выходных — без моей косметички с лимонами, которую я спасла в ночь перед отъездом сестры. Мама была в отчаянии, она переживала больше, чем когда Трина отправилась в университет в первый раз. Она тосковала по Томасу, как по ампутированной конечности. Его игрушки, с раннего детства валявшиеся на полу гостиной, были сложены в коробки и убраны. Из буфета пропали шоколадные палочки и маленькие коробочки с соком. Ей больше незачем было ходить в школу к пятнадцати минутам четвертого и не с кем болтать на коротком пути домой. Эти прогулки были единственным временем, которое мама проводила вне дома. Теперь она вообще никуда не ходила, не считая еженедельного набега с папой на супермаркет.

Она три дня бродила по дому с несколько потерянным видом, а после с пылом, испугавшим даже дедушку, приступила к весенней уборке. Он невнятно протестовал, когда она пыталась пропылесосить под его креслом или обмахнуть его плечи метелкой для пыли. Трина предупредила, что первые несколько недель не будет приезжать домой, чтобы Томас освоился на новом месте. Когда она звонила по вечерам, мама беседовала с ними, а потом добрых полчаса плакала у себя в комнате.

— В последнее время ты постоянно работаешь допоздна. Я тебя почти не вижу.

— А ты постоянно тренируешься. Как бы то ни было, это хорошие деньги, Патрик. Я не собираюсь отказываться от сверхурочных.

С этим он поспорить не мог.

Я зарабатывала больше, чем когда-либо в жизни. Я стала отдавать родителям вдвое больше денег, каждый месяц откладывала определенную сумму на сберегательный счет, и все равно у меня оставалось больше, чем я могла потратить. Отчасти дело было в том, что я работала слишком много и покидала Гранта-хаус, когда магазины уже были закрыты. Отчасти — в том, что мне просто не хотелось тратить деньги. В свободное время я пропадала в библиотеке, проводя изыскания в Интернете.

Библиотечный компьютер открыл для меня целый мир, слой за слоем, и мир этот манил сладкоголосыми песнями сирен.

Все началось с благодарственного письма. Через пару дней после концерта я сказала Уиллу, что надо бы поблагодарить его друга-скрипача.

— Я купила симпатичную открытку по дороге на работу, — сообщила я. — Продиктуйте, что хотите написать. Я даже захватила свою лучшую ручку.

— Не стоит, — ответил Уилл.

— Что?

— Что слышали.

— Не стоит? Этот человек предоставил нам передние места для почетных гостей. Вы сами сказали, что концерт был потрясающим. Самое меньшее, что вы можете сделать, — поблагодарить его.

Выпяченная челюсть Уилла не двигалась.

Я отложила ручку.

— Вероятно, вы привыкли, что люди оказывают вам услуги, и не чувствуете потребности их благодарить?

— Вы понятия не имеете, Кларк, насколько раздражает, когда за тебя пишет кто-то другой. Фраза «написано от имени»… унизительна.

— Неужели? И все же это лучше, чем большое жирное ничего, — проворчала я. — Лично я в любом случае собираюсь его поблагодарить. Я не стану упоминать вашего имени, если вы действительно намерены вести себя как эгоистичная задница.

Я написала открытку и отправила по почте. Больше я об этом не заговаривала. Но в тот вечер слова Уилла продолжали звучать у меня в голове. Я машинально забрела в библиотеку, села за свободный компьютер и подключилась к Интернету. Я надеялась найти устройство, с помощью которого Уилл мог бы писать самостоятельно. Через час я нашла целых три: программу, распознающую речь, программу, реагирующую на моргание, и упомянутое сестрой устройство для стука, которое Уилл мог носить на голове.

Как я и предполагала, он презрительно фыркнул, услышав о налобном устройстве, но признал, что программа распознавания речи может оказаться полезна, и всего за неделю мы сумели при помощи Натана установить ее на компьютер. Мы приделали компьютерный столик к инвалидному креслу, и Уиллу больше не нужно было просить кого-то печатать. Поначалу он немного смущался, но когда я предложила начинать словами: «Запишите, мисс Кларк», ему удалось с этим справиться.

Даже миссис Трейнор не могла ни на что пожаловаться.

— Если вы найдете еще какое-нибудь оборудование, которое может оказаться полезным, — произнесла она, поджав губы, как будто искала подвох, — дайте нам знать.

Она с подозрением разглядывала Уилла, словно он собирался выломать компьютер челюстью.

Спустя три дня, когда я вышла из дома на работу, почтальон протянул мне письмо. Я вскрыла его в автобусе, полагая, будто это ранняя поздравительная открытка от какого-нибудь дальнего родственника. В конверте лежала компьютерная распечатка: