Рессенс недовольно поджала губы.

— А это? — проговорила она, беря из рук телохранителя записную книжку доктора Барни. — Всё зашифровано! С каких пор врачи так делают?

Я и сам хотел бы это знать.

— Молчишь?! — торжествующе усмехнулась Рессенс. — Тогда я спрошу ещё кое о чём, — с этими словами она продемонстрировала кастет. — Как ты объяснишь это? Я уж молчу про пистолет. Такие милые игрушки и в руках студента-медика! Помогает лечить людей?

— Да, от жадности, — ответил я, понимая, что переубедить женщину не удастся. — В Амстердаме, как и повсюду, есть охотники до чужого добра.

Ответ на Рессенс впечатления не произвёл. Она сделала знак телохранителю, и тот положил мои вещи на стол возле двери. Сам подошёл к хозяйке и сложил руки на груди, равнодушно уставившись на меня.

— Я должна знать, почему… твоё ведомство интересуется мною, — сказала Рессенс. — Это из-за Теда? Из-за этих его… экспериментов? Я всегда говорила ему, что рано или поздно они добром не кончатся!

— Тед? — повторил я. — Кто это?

Рессенс насмешливо закатила глаза.

— Продолжаешь делать вид, что не понимаешь, о чём речь? Незадачливый ухажёр, глупо угодивший в ловушку? Невинная жертва? — женщина подошла ближе. — Неужели ты правда думал, что я могу обратить внимание на тебя? И тем более отдаться первому встречному? — в её голосе появились издевательские нотки.

— Помнится, не я затащил вас к себе в номер.

Рессенс медленно приблизила своё лицо к моему. Пахнуло ландышами, но на этот раз аромат не доставил мне никакого удовольствия. К горлу подкатила тошнота, и я невольно поморщился.

— Я добьюсь от тебя ответов, можешь не сомневаться! — пообещала Рессенс, глядя мне в глаза. Её собственные метали искры — или то отражались лампочки настенного светильника? — Рано или поздно говорить начинают все! Ты, чёртов шпик, должен знать это лучше меня! Вы ведь у себя там не стесняетесь в методах допроса, верно?

— Прикажете вашему слуге меня пытать? — я кивнул в сторону телохранителя.

Вопрос не удивил и не задел Рессенс.

— Нет, это ни к чему, — ответила она, отходя. — Хотя он мог бы. Не уверена, но подозреваю, что опыт у него есть.

— Кто бы сомневался!

Женщина приподняла брови. Помолчала, разглядывая меня. Потом сказала:

— Но я не стану просить Люста тебя пытать. Это ни к чему. Есть другой, более надёжный способ. Скоро доктор Улаффсон закончит свои дела с пациентами, и мы вернёмся вместе с ним. У него есть прекрасное средство, просто волшебное. Оно заставляет говорить любого, даже человека с железной волей. Ты будешь лепетать, как младенец, и выложишь нам всё. Впрочем, — добавила она, уже направляясь к двери, — ты и есть младенец! И, кстати, — чуть задержалась на пороге Рессенс, — если надумаешь кричать и звать на помощь, можешь не трудиться: в клинике все номера обиты пробкой, так что звуков не слышно.

Можно подумать, если б не это, кто-то пришёл бы мне на выручку!

Рессенс скрылась в коридоре, Люст бросил на меня холодный взгляд и вышел вслед за хозяйкой, плотно притворив дверь. Свет остался гореть, но он был совсем тусклый: его давала электрическая лампа с синим абажуром, явно принесённая из спальни. Подрагивающий свет раздражал.

Глава 43

В «волшебное средство» доктора Улаффсона я, конечно, не поверил. Никакое известное средство не способно заставить человека говорить правду против его воли.

Но на эту тему долго размышлять было некогда: дожидаться Улаффсона и Рессенс с телохранителем я не хотел, ведь ясно, что вне зависимости от того, узнают они от меня что-нибудь или нет, рано или поздно от меня постараются избавиться. Вспомнились болота, мимо которых мы проезжали с Калемом по дороге к санаторию. Спрятать тело в окрестностях совсем несложно.

Я попробовал верёвки на прочность. Путы не поддались. Впрочем, и так было ясно, что Люст затянул их на славу. Я запустил процесс трансмутации, нагревая воздух, и спустя несколько секунд верёвки вспыхнули. Я заставил пламя постепенно пожирать их с верхней стороны, одновременно блокируя распространение жара вниз, чтобы не обжечься. Когда почерневшие путы стали совсем тонкими, резко дёрнул руками и освободился.

Так, отлично! Теперь заберём свои вещички. Распихав по карманам всё, что из них вытащили, я приоткрыл дверь. В коридоре никого не было. Прислушался. Тишина казалась настолько полной, что возникало странное ощущение, будто она ненастоящая.

Надев на всякий случай на руку кастет, я вышел из номера и двинулся по пушистому ковру вдоль запертых дверей с медными цифрами. В конце коридора, перед тем как свернуть направо, увидел в большом зеркало своё отражение: взлохмаченный, с кругами под глазами, бледный, словно призрак. Ничего, это поправимо. Главное — выбраться из этого гнезда аспидов.

Вот только сказать легче, чем сделать. Я понятия не имел, в каком крыле и на каком этаже нахожусь. Окон в коридоре не было. Шёл наугад, надеясь, что никого не встречу. Через некоторое время я понял, что час уже поздний, иначе кто-нибудь да попался бы навстречу. Что ж, оно и к лучшему. Вспомнились слова Рессенс о том, что доктор Улаффсон занят с пациентами. Какие процедуры он делает по ночам?

Странно было идти по замку, наполненному тишиной. И опасно. Создавалась иллюзия, что поблизости никого нет, но я понимал, что дело в пробковых стенах, поглощающих звуки. Если распахнуть все двери, то, возможно, клиника огласилась бы стенаниями и…

Додумать эту мысль я не успел, потому что впереди раздались голоса. Я понял, что это не Рессенс со своими сообщниками, а кто-то другой, потому что через несколько секунд начался разговор:

— Это стоит всех денег, которые я выложил, — мужской голос был грубым, с каким-то странным выговором. — Доктор знает своё дело, этого у него не отнимешь.

— Улаффсон — светило современной медицины, — рассудительно ответил другой голос, более высокий и довольно приятный. — Доказательством тому награда, которую наше общество присудило ему за вклад в изучение…

— Награды вручают кому ни попадя! — перебил его грубиян. — Нет, это ерунда! А вот то, что этот парень делает, действительно поражает. После первого курса я стал другим человеком. Повторяю: после первого же курса, — мужчина присовокупил красочное ругательство, —