– Дэвушка, у вас всё в порадке? Дэвушка, давайте я вас в больницу отвезу…

– У меня всё хорошо! – крикнула Даша, продолжая ползти дальше, пока не воткнулась в столб.

Она, наконец, встала, отряхнулась и двинулась прочь, в сторону метро. На тротуаре неподалёку осталась лежать маленькая мятая бумажка с номером телефона.

* * *

Салингар проснулся.

Октябрь – ноябрь 2016

Белка

Кто-то сказал в стороне два слова. Я подумал, это мне кажется так, слух мой сам дополнил к шелесту умирающей природы два бодрые человеческие слова.

Или, может быть, чокнула неугомонная белка?

М.Пришвин, «Гон».

I

Некогда в средней полосе, на широком тракте, по которому сновали туда-сюда повозки самого разного размера и типа, располагалось Поселение. Было оно так себе, то ли мелкий городок, то ли большая деревня, но со своими традициями, собственной гордостью и искренними заблуждениями. Как оно называлось точно, я уже не упомню, поскольку прошло с той поры несчётное множество лет, а то и веков. Для простоты буду называть его, как и есть, Поселением. Я и многого другого вспомнить уже не могу, даже когда это всё было, в какую эпоху – то ли в железный век, то ли в каменный. Уж чего-чего, а камней и ржавых железяк в Поселении всегда хватало, и вообще, во все времена отличалось оно беспорядочностью и грязью – ни пройти, ни проехать, ни нужный дом найти.

Поселение представляло собой несколько разрозненных клочков, в каждом из которых проживало некоторое количество людишек. Все поголовно пили горькую, ничего не умели делать и этим очень гордились. Тракт разрывал Поселение аккурат пополам, так что жители часто по пьяной лавочке гибли под колесами, гусеницами и копытами. Работали люди кто где – одни торговали чем подвернётся, другие воровали что плохо лежит, третьи просто мошенничали. Находились и те, которые занимались честными, приличными делами, как правило, впрочем, никому не нужными.

Руководил этим беспокойным хозяйством, как и полагается, Глава Поселения, Егор Тимофеевич Пахотнюк, человек простой, суровый и туповатый. Если по ошибке его фамилию писали «Похотнюк», он мягко поправлял:

– Через «а». Как «пах».

Егор Тимофеевич держался всегда солидно, с достоинством, однако имел проблемы с русским языком и часто допускал непростительные оговорки, а также не умел контролировать свою мимику. За это его не любили фотографы, поскольку он неизменно выходил на снимках либо со зверским оскалом, либо с глупой, бессмысленной ухмылкой, а то и хуже того, с выражением полного непонимания текущего момента. Причем Егор Тимофеевич имел такое необычное строение лица, что его гримасы абсолютно не поддавались ретуши. Поэтому на всех изображениях Пахотнюка использовали одну и ту же голову, скопированную со старого, ещё институтского, снимка, где он совершенно случайно получился серьёзным, сосредоточенным и исполненным необычайного внутреннего света, каким осеняется обычно лицо покойника. Для правдоподобия этой голове подрисовывали морщинки, белили виски, и выходило вполне благообразное личико – правда, весьма далекое от оригинала.

Глава Поселения был не дурак выпить, зачастую приходил домой нетрезв, пытался командовать женой и дочерью, кричал, если его не слушали, а потом, видя тщетность своих попыток, успокаивался и засыпал на диване прямо в одежде и ботинках.

Про дочь надо рассказать особо. Было ей в то время что-то около восемнадцати, но она уже отличалась живым и пытливым умом, со своими, правда, подвыподвертами. Звали её Марианна, но она упорно требовала обращения «Галя», поскольку обожала бульонные кубики «Галина Бланка». Вероятно, по той же причине Галя выкрасила волосы в ярко-жёлтый цвет, чем заставила отца выйти из себя и на неделю сорвать голос. Впрочем, в дочери Егора Тимофеевича раздражало почти всё. Особенно те компании, в которых Галя проводила свободное время. И, поскольку стояло лето, то есть пора каникул, когда у дочки всё время было свободным, Егор Тимофеевич постоянно носил с собой валидол. Впрочем, были и такие вещи, которыми он как отец гордился. Галя не курила и не пила, что для Поселения являлось случаем уникальным.

Вообще окружающую молодёжь Пахотнюк не любил, не понимал и не скрывал этого. Он не понимал, как можно пить пиво на улице, втыкать в уши музыку, смеяться над шутками про Ленина и заниматься сексом без серьёзных намерений. Вид развязного юнца с серьгой в ухе вызывал у Егора Тимофеевича необъяснимое желание подойти и ударить его в челюсть. К тому же иногда он ощущал у молодых людей подобное желание по отношению к себе.

Он старался не общаться с ними нигде кроме как на официальных празднествах, где молодежь подбиралась целенаправленно, тщательно. Их внешний вид не должен был вызывать у Главы никаких отрицательных эмоций, а речи отличались пылким патриотизмом и жертвенностью. Егор Тимофеевич никогда не думал о том, что после окончания мероприятия эти молодые люди, как и все остальные, пойдут пить пиво, слушать громкую музыку и кадрить девушек. Он избегал близкого знакомства с ними. Впрочем, скоро жизнь повернулась так, что Пахотнюку это не удалось.

II

Как-то приятным и тёплым июньским утром Галя проснулась в своей уютной светлой спаленке и почувствовала, что пребывает в чудесном романтическом настроении. Непременно нужно было заняться чем-нибудь возвышенным и одухотворенным, но Галя не знала, чем. Она раскрыла балдахин, села на постели прямо в ночной рубашке и принялась оглядывать комнату. С куклами играть не хотелось, в волшебном фонаре она давно просмотрела все картинки, и даже свежекупленный заводной ёжик успел наскучить. И тут взгляд Гали упал на изрядно запылившийся кожаный блокнотик, в который она записывала свои мысли, наблюдения и кулинарные рецепты.

– А что, если мне поупражняться в поэтическом ремесле? – сказала она вслух. – Быть может, я открою в себе склонность к сему благородному занятию?

Эта мысль воодушевила её. Галя быстренько сбегала умыться, открыла гардероб и переоделась в изящное прогулочное платье с причудливой вышивкой по краю подола, изображавшей различные сцены из «Илиады». Она накинула на плечи пелеринку, надела ярко-желтый чепец с лентами, сунула в свой ридикюль блокнотик и направилась к выходу.

Здесь её ожидало препятствие в лице отца, загромоздившего коридор своим пьяным спящим телом.

– Ах, папенька! – в сердцах выговорила Галя. – Вы ужасно невоздержанны в выпивке! Как можете вы, будучи Главой сего уважаемого Поселения, возлежать на холодном полу в столь неподобающей позе?

Егор Тимофеевич никак не отреагировал на слова дочери, продолжая мирно посапывать и испуская страшный перегар.

Галя попыталась перешагнуть через него, но юбка с кринолинами серьёзно