Почему вдруг понадобилось настаивать на каждодневном использовании двойного белого одеяния папы? Ответ в целом прост: понтифик всегда живой образ Христа на земле, как же ему не носить белой одежды все время? Так и объяснял постоянное ношение белого льняного роккетто Урбан V (1362–1370): он «представляет во вселенской Церкви божественную личность Христа, поэтому белизна роккетто (alba romana) снаружи символизирует в понтифике внутреннюю чистоту природы»[392]. Церемониал Агостино Патрици Пикколомини (1484–1492) считает повседневность белого одеяния непреложным обязательством: «для не богослужебного облачения, поверх роккетто, папа пользуется только красным, под роккетто он всегда носит белую тогу, красные носки и сандалии с золотым изображением креста». В живописи бело-красное папское облачение тоже фиксируется в XIII веке[393].

Дюрановская формула совсем не нова. Уже Гонорий III (1216–1227) говорил о двойственности фигуры священника: внешний облик его относится к чину, то есть власти, potestas, внутренний – к святости. Бог и тем и другим наделил папу Сильвестра I, «не просто сполна, но в высшей мере, украсив и добродетелями и поставив во главе Апостольской кафедры»[394]. Однако Гильом Дюран распространил эту идею на реальное двойное облачение папы. «Внешняя одежда» (красная мантия) теперь исключительно символ Страстей, христологический фундамент папского служения, белизна «внутреннего одеяния» отсылает исключительно к безгрешной жизни (и милосердию) папы. Такая аргументация должна была быть строго последовательной: «внешнему одеянию» по определению соответствует достойная Христа внутренняя чистота. Символический смысл внутреннего облачения папы, которое Дюран называет «белым», абсолютно аналогичен значению восковых агнцев: жизнь папы, persona Christi, «чиста и девственна», munda et virginea, как агнцы, и бела, как его облачение.

В те же годы и белый папский конь, древняя инсигния имперского происхождения, тоже подвергается новой символической интерпретации и связывается с чистотой и безгрешностью жизни. Св. Бонавентура (†1274) указывает, что «по праздникам кардиналы едут на конях, покрытых белыми попонами, а папский конь бел всегда и иногда покрыт шелком»[395]. Белый конь означает плоть, белая попона – чистоту: папа и кардиналы призваны обуздывать плоть, не идти у нее на поводу; их плоть должна быть чистой. Тот факт, что иногда папского коня покрывают шелком, означает, что он должен обладать еще и символическими качествами, связанными с шелком, смирением[396]. По Гильому Дюрану, кони, на которых епископы шествуют в день выборов, «должны быть белыми или хотя бы носить белую попону, чтобы показать, что и тела прелатов чисты и безгрешны», ведь только чистые и безгрешные могут следовать за Христом[397].

Здесь нечему удивляться. Безгрешность жизни папы постоянно обсуждалась в те времена. В Жизнеописании Григория X тема строгости и чистоты его жизни – историографический топос: папа содержал «плоть вдали от всякой нечистоты»[398]. Хроники подчеркивают аскетичность и его преемника, француза Климента IV (1265–1268)[399]. Если верить эпитафии в римской базилике Сан Лоренцо фуори ле Мура, кардинал Гульельмо Фьески, племянник Иннокентия IV, был «белее лебедя», на пряжке ризы на надгробии Адриана V (†1276) изображен агнец Божий[400]. Согласно Остийцу, кардиналы, получившие от Иннокентия IV красные шляпы в 1245 году, «должны посвятить жизнь имени Христа, ведь на это указывает красный цвет», а в невинности своей они должны «быть белее снега»[401].