Не беда, все равно повар у Яна неважнецкий, не то что у Никиты. Лида еду готовит, как заправский шеф-повар, любой ресторан позавидует. А здесь один раз поешь – второй раз не захочется. Думаю, кто-то из местных жительниц приходит на кухню работать, кроме Марты и охранника, никакой прислуги я здесь не видела. Сиделка постоянно в комнате Яна, по дому у нее работы нет. Охранник сидит при въезде на территорию. Все при деле, все на своих местах. Это очень хорошо, чем меньше народа здесь будет шататься, тем легче мне будет удрать незамеченной.

Вволю находившись, я вернулась к крыльцу. Радостно виляя обрубком хвоста, навстречу мне бросился Барри. Я все-таки поступилась принципами и погладила его по голове.

– Ты мой хорошенький, сидишь на цепи целый день. Скучно тебе, маленький?

Разумеется, ротвейлера маленьким вряд ли можно назвать, но Барри как будто понял, что его жалеют, и начал поскуливать в знак согласия. Я подумала: пса нужно прикормить на тот случай, если его на ночь спускают с цепи. Одно дело – он днем на цепи такой мирный, другое – ночью, когда он обязан сторожить дом и ему дается команда «фас».

– Ты здесь самый симпатичный! Самый красивый. Я тебе часть своего ужина принесу, чего-нибудь вкусненького, – сказала я Барри, и он лизнул мне руку. – А команды ты знаешь? Сидеть!

Барри сел.

– Умница! А теперь лежать!

Барри лег.

– Да ты ученый, оказывается! Я не буду дожидаться ужина, а сейчас пойду на кухню и возьму там для тебя колбаски.

Я вошла в дом и прямиком направилась в столовую в надежде, что после обеда что-нибудь осталось на столе. К моему сожалению, обед уже закончился, а стол сиял белоснежными накрахмаленными салфетками. Кроме салфеток, на нем ничего не было, мою тарелку тоже успели убрать. Вздохнув, я отправилась искать кухню. Она должна находиться где-то близко, не будут же носить пищу с другого конца здания.

Недолго думая я отправилась в конец коридора, там ей самое место. Проходя мимо библиотеки, я увидела, что дверь неплотно прикрыта. Хотела было пройти мимо, но услышала доносившиеся из комнаты голоса. Мне несвойственно подслушивать, но тут уж, простите, я не удержалась и прильнула ухом к щели.

Двое мужчин говорили по-русски. Голос одного я узнала. Это был Вацлав. Второй голос мне был незнаком.

– Не сегодня-завтра все может закончиться. У кого-то уже развязаны руки. Сейчас нужно быть начеку, фантазия неуемная, сам понял, с кем имеешь дело, – сказал Вацлав.

– Я буду рядом и подстрахую, – ответил ему второй.

– Хорошо, я вроде как предупредил, но ты лучше глаз не спускай. День сегодня с утра не заладился, а еще не вечер.

Мужчины перешли на шепот, и я перестала разбирать слова. Вдруг совсем близко от двери заговорили вновь:

– Я пошел к хозяину. Не прощаюсь. – Это был Вацлав.

Я поняла, что дверь сейчас раскроется, он выйдет и застанет меня подслушивающей. Этого еще не хватало – чтобы меня заподозрили в излишнем любопытстве, да еще в такой неприглядной форме. От таких мыслей меня от двери как ветром сдуло, я шмыгнула в соседнюю комнату и затаилась.

«Интересно, кто второй мужчина? И о чем они говорили? Что закончится? Сплошные загадки. А если речь идет о смерти Яна? Похоже на то. Тогда руки развяжутся по отношению ко мне. Точно! Меня хотят убрать компаньоны Яна. Он сам говорил, что у него доля в нескольких предприятиях. Зачем им лишние наследники? Они-то не знают, что по завещанию предприятия полностью отходят в их полное пользование, а я получу лишь некоторую сумму. А если этот второй мужчина Никита? Ян сказал Татьяне, где спрятал мальчика. Я Никите уже не нужна. Более того, опасна. Меня ведь привезли сюда против собственной воли, и я могу обвинить его в похищении. Зачем ему лишние хлопоты? Он меня уберет, и все дела», – от этих рассуждений мне стало совсем не по себе.

Постояв несколько минут, я выглянула в коридор – он был пустой. Прятаться уже бессмысленно, и я продолжила поиски кухни. В конце концов я ее нашла.

Кухня была допотопная, как и все в этом доме. Единственно, вместо очага здесь стояла вполне современная плита, все остальное отдавало такой стариной, что хотелось повесить табличку «Руками не трогать! Экспонаты». Пожилая женщина мыла посуду в огромном медном тазу. Рядом стояла Марта и что-то ей рассказывала. Вот она-то мне и нужна!

– Пани Марта, я хотела сказать Малгожата, я опоздала на обед, – начала я.

– Пан Вацлав был очень не доволен! Он меня даже посылал за вами, но вас не было в комнате, – перебила меня Марта, повысив голос.

Меня это очень задело. Я не должна ни перед кем отчитываться. Да кто такой Вацлав, чтобы мне указывать, обедать мне или нет? Не он здесь хозяин! И не к нему я приехала!

Я тоже повысила голос и, едва сдерживаясь, произнесла:

– Пани Малгожата, я не собираюсь оправдываться ни перед вами, ни перед Вацлавом. Это исключительно мое дело, обедать мне или нет. Сейчас от вас требуется сделать бутерброд и дать его мне.

Марта широко раскрыла глаза и несколько минут молча таращилась на меня. Подозреваю, по значимости она считала себя третьей персоной после хозяина. Вторым, естественно, был Вацлав. Она демонстративно отвернулась и продолжила разговор с посудомойкой. Вот противная баба! Как будто меня здесь нет!

– Я жду, – напомнила я о себе. – Или мне сходить к пану Кисневскому и попросить у него кусочек хлеба?

Марта, не говоря ни слова, достала из холодильника сыр, ветчину, овощи и наделала мне гору бутербродов. Их было столько, что хватило бы на десятерых.

– Этого достаточно? – с издевкой спросила она.

– Спасибо, мне этого хватит до следующего дня, – с подчеркнутой вежливостью ответила я, а про себя решила, что, имея такой запас продуктов, на ужине не появлюсь. Даже если половину скормлю собаке, бутербродов останется в достаточном количестве.

Я схватила блюдо, гордо вышла из кухни и направилась на крыльцо.

– Барри! Мальчик! Иди сюда.

Пес тут же появился и стал в позу попрошайки. Его передние лапы почти лежали на земле, задние он слегка согнул, хвост вилял вправо-влево. Он так заискивающе смотрел в глаза, что не дать ему бутерброд было невозможно.

– На, возьми, мой маленький. – Я протянула ему один бутерброд. Кусок хлеба с ветчиной в мгновение ока исчез в пасти Барри.

– Хочешь еще? Ешь, мой хороший. Ты самый красивый, самый умный, – продолжала я разговаривать с собакой. – Самый преданный, ты один меня понимаешь.

Барри радовался каждому бутерброду и был ко мне щедр в проявлении чувств. Он визжал от радости и норовил лизнуть меня в лицо. Я так расчувствовалась, что чуть было не скормила ему все бутерброды.

– Все, на сегодня тебе хватит! Будет возможность – подкормлю тебя еще. – Я потрепала пса за ухом и с остатками провизии пошла к себе в комнату.