– А на пустоши фиалкам тоже нужна защита?

Миссис Трепол выпрямилась и посмотрела на него:

– Фиалки нечасто вырастают на пустошах. Если только их там не посадить. Но это глупо. Зачем портить хорошую рассаду? Зато на опушке рощи фиалки растут неплохо. Одичавшие, конечно.

Интересная мысль!

– Скажите, – медленно заговорил Ратлидж, тщательно подбирая слова, – вы, случайно, не знаете, не собирался ли Стивен Фицхью стать католиком? Может быть, в семье обсуждали его религиозные убеждения?

– Нет, сэр, ничего такого я не знаю! – удивленно ответила миссис Трепол. – Мистер Брайан был католиком, а его дети – нет. И он регулярно ходил на службу вместе со всей семьей; никогда не слышала ни о каких разногласиях по поводу религии. Мистер Брайан предпочитал угодить, а не вызывать разногласия. Но он любил Ирландию и часто рассказывал о ней.

– Что именно он рассказывал, вы не помните? Может быть, он сочувствовал повстанцам?

– Нет-нет, сэр, ни о чем таком я не слышала! Хотя он, бывало, поддразнивал мисс Розамунду, что именно Тревельян – однофамилец, а не родственник, кстати! – в прошлом веке отказался пожертвовать деньги пострадавшим во время «картофельного голода», чтобы они могли эмигрировать в Канаду или Америку. Того Тревельяна в Ирландии не любят; из-за него умерло много народу. Он был жестоким. Я слышала, как мистер Брайан однажды сказал: его бессердечие погубило столько же людей, сколько убили Кромвель и Вильгельм Оранский, вместе взятые.

– Кормак и Стивен никогда не интересовались ирландскими событиями? Не выражали желания выступить на стороне повстанцев? Не говорили о страданиях простого народа?

– Нет, сэр. Мистер Стивен считал себя англичанином… он сам говорил, что идет на войну, потому что хочет исполнить свой долг. А мистер Стивен был из тех, кто всегда серьезно относился к своему долгу. Ну а мистер Кормак… он тоже воевал, только, кажется, не во Франции. Мисс Оливия говорила, что он занимался чем-то секретным, вот я и не спрашивала. – Миссис Трепол улыбнулась. – Трудно представить его шпионом, который рыщет повсюду и сеет ложь. Ну а для мистера Стивена война была все равно что игра, вроде пряток. Он был… более легкомысленный, что ли. Такой все с себя стряхнет и больше не вспомнит о трудностях. Вот мистера Кормака всегда заботят внешние приличия… Можно было подумать, что он, а не мистер Стивен – наследник большого поместья.

– Кормак всю войну работал дешифровальщиком. Работа не такая волнующая, как шпионаж. И не такая опасная. Но такая же важная, как если бы его поставили под ружье, – сказал Ратлидж.

Покинув миссис Трепол, он отправился в рощу, которая отделяла деревню от Тревельян-Холла. Ему надо было отыскать фиалки – сначала он искал в тенистых местах, потом на полянках, но так ничего и не нашел. Здесь слишком близко к деревне; рискованно переносить мальчика сюда и хоронить его. Кстати, и в стихотворении Оливии ни о каких деревьях речь не шла.

Когда его во второй раз вызвали на пустошь, за ним пришел взрослый мужчина. Они молча побрели к тому месту, где нашли сверток с одеждой. Обрывки были маленькими, грязными и истлевшими; они долго пролежали в сырой земле. И все же сразу бросалось в глаза, что одежда детская и принадлежала мальчику. Короткая курточка – сохранились следы воротника и один карман. Короткие штанишки – часть пояса, карман, брючина. От рубашки и трусов остались одни белые нити, которые распадались, если до них дотронуться. Куртка и штаны были из хорошей, плотной шерсти, она сохранилась после того, как распались хлопок и лен. Кто-то заботливо завернул одежду в брезент, поэтому она и хранилась так долго. Хотя материя давно выцвела, Ратлидж вполне мог представить себе фасон и размер, когда осторожно разложил находку на траве. Что примечательно – обуви не было…

– Ее нашел Трегарт, сэр, – пояснил констебль Долиш. – Он уже шестьдесят лет бродит по этой пустоши. Заметил белый камень, а здесь такие встречаются редко. Вот ему и стало любопытно. Он начал копать; то, что он откопал, выглядело странно. Он позвал меня, мы заглянули внутрь… и послали за вами.

– Молодец! – бросил Ратлидж, обернувшись к застенчивому фермеру, который ждал неподалеку. Косматая голова кивнула; в глазах на обветренном лице мелькнула признательность.

Кто зарыл одежду под кустом и придавил ее плоским белым камнем? И почему? И когда? Уже не узнать, кому принадлежала одежда, но это была первая улика, обнаруженная Ратлиджем. Улика доказывала, что поиски не напрасны. Даже Долиш перестал возражать.

Ратлидж аккуратно сложил остатки одежды в коричневый пакет, который кто-то ему дал, и отправился в Боркум, приказав остальным еще раз прочесать окрестности, пока они не удостоверятся, что там больше ничего не найти. Он пообещал всем участникам поисков пиво из «Трех колоколов» к ужину, если они поработают на славу.

После ужина они с Рейчел договорились встретиться и поискать бумаги Оливии в Тревельян-Холле. Правда, он рассчитывал, что поиски архива станут лишь началом. Безобидным предлогом…

Вначале Рейчел держалась скованно.

– Мне недостает цветов, – призналась она, когда они вошли в дом. – Здесь всегда было много цветов. Сразу чувствовался запах воска для натирки пола, духов Розамунды и цветов, когда бы вы сюда ни пришли. Запах был как приглашение. А теперь здесь… сама не знаю. Пусто. Мертво…

– Вы имеете полное право находиться здесь в любое время, – заметил Ратлидж. – Почему бы вам самой не срезать цветы и не поставить их в вазы?

– Нет. По завещанию мне досталась часть Тревельян-Холла. Так хотели Оливия и Николас. Но никаких прав на дом я не имею… – Голос ее затих.

– Давайте начнем сверху и будем двигаться вниз, – прозаически предложил Ратлидж, стараясь немного успокоить ее. – Поднимемся на чердак?

– Сюда, – сказала она, отгоняя мрачные мысли и ведя его к лестнице.

Они поднялись на чердак, согретый солнцем, теплый и уютный, заставленный сундуками и коробками. Они откидывали крышки и видели одежду, бережно завернутую в папиросную бумагу. Между сундуками стояли лошадки-качалки, кукольные домики, стульчики и старые кроватки, колыбельки и коляски, трости, всякие ненужные вещи и коробки, которые хранились очень давно и были забыты. Культурный слой многих поколений. Они нашли чучело лисы, уже облезлое от старости; стеклянные глаза чучела блеснули в свете ламп, которые они принесли с собой. Затем открыли платяной шкаф, набитый шляпами. Шляпы привлекли внимание Рейчел.

– Вы только посмотрите! Невероятно… им, должно быть, больше ста лет! Тесьма на этих желудях, должно быть, золотая! Знаете, мы часто разыгрывали любительские спектакли… Помню, у Николаса была такая шляпа. А это что? Ах, какая прелесть – капор! Как будто из романа Джейн Остин! – Хотя капор был ей мал, она нахлобучила его на голову и завязала ленты под подбородком. Ратлидж рассмеялся. Сняв капор и водрузив его на место, в гнездо из папиросной бумаги, Рейчел перешла к следующей полке. – Боже мой! Страусовые перья, лодочки… и даже церковка, посаженная между шелковыми деревьями! Сюзанне бы эта шляпка очень понравилась. Она вечно мерила шляпки Розамунды.