Надо хоть немного полюбоваться на дочку в нем. Ей, матери, это придаст сил.

Она с нескрываемым восхищением помогла Синди облачиться в платьице, поправила ей волосы, потом взяла с журнального столика фотоаппарат и принялась ее снимать, изображая фотографа-стилиста. Синди с радостью принимала разные позы, точно профессиональная манекенщица.

Она, безусловно, была создана для этого.

Норма подвела ее к большому настенному зеркалу. Синди как будто ослепило собственное отражение. Очень важно, чтобы дочка почувствовала себя красавицей в глазах матери. Норма всегда обижалась на свою мать за то, что та очень редко показывала, как гордится ею. Конечно, мать любила Норму, хотя никогда не проявляла по отношению к ней особой заботы: не покупала ей красивых платьев, не учила краситься, красиво держаться… Только учась в школе, Норма поняла, что может производить на мужчин должное впечатление.

Когда Синди улеглась в постель, Норма бережно сложила ее платьице в пакет и убрала в шкаф, чтобы не помять.

Вот прошел еще день.

Теперь, когда она была одна, ей оставалось только одно – ждать.

Еще ничего не кончено – слишком рано, в этом смысле она не строила никаких иллюзий.

Если Хейли не умрет к завтрашнему вечеру, придется ее прикончить, чтобы не рисковать понапрасну. Надо лишь опять набраться смелости, как в тот раз, когда она убила Харлана.

Только бы узнать, как там сейчас эта девица! Но для этого пришлось бы спуститься в подвал и вновь встретиться с ней взглядом, чтобы увидеть в нем неизбывную муку.

Отступать нельзя. Нужно поспать хотя бы часов восемь, чтобы время пролетело как один миг.

А завтра она снова проведет весь день в саду вместе с Синди. Они будут радоваться солнышку, и все у них будет так же, как накануне.

Как если бы они продолжали жить нормальной жизнью.

Только на это ей и оставалось уповать всей душой.

Норма поднялась в комнату Томми. На столе у него валялось в беспорядке множество рисунков, музыкальных журналов и фигурок для ролевых игр – одна страшнее другой. В выдвижном ящике она нашла фотографию, на которой его запечатлели вместе с Грэмом, когда им было пять и семь лет соответственно. Норма хорошо помнила этот снимок: она сделала его у амбара с помощью старенького фотоаппарата.

Она всмотрелась в лицо Томми, державшего старшего брата за плечи: устремленные в объектив глаза со смешинками, открытая улыбка. Потом он больше никогда так не улыбался. Присмотревшись к сыну повнимательнее, Норма с трудом его узнала.

Она вспомнила, как повезла Томми в школу после того, как ненароком заглянула в его комнату тем злополучным днем.

За все время в пути Томми, сидевший рядом с Грэмом, не проронил ни слова. Но перед тем, как переступить порог школы, он повернулся и сердито посмотрел на нее, будто обижался за что-то.

Ведь она все видела – и ничего не сказала.

Через год Норму вызвала к себе тогдашняя учительница Томми, миссис Уолкинс, которая призналась, что тревожится за него. Она не знала, что делать с мальчиком, который все сильнее замыкался в себе и при каждом удобном случае прятался в воображаемом мире, никого туда не впуская.

Однажды, проходя мимо школьного двора во время перемены, Норма увидела, как Томми сидит один-одинешенек на ступеньках игровой площадки, а вокруг резвится ребятня и будто его не замечает. Но, несмотря на охватившую ее душевную боль, она быстро ушла прочь, прежде чем он успел ее заметить.

Норма ничуть не удивилась, узнав, что Томми поколотил мальчишку в школе. Только она знала, откуда у него эта злоба, но избавить его от нее она уже не могла. С тех пор Норма не спускала с сына глаз, наказывала за малейшую провинность, позволяя при всем том Грэму жить как другие мальчишки. Но вести себя иначе Норма не могла, ведь она всегда предчувствовала: что-то должно случиться, взорваться, оборваться, – и была к этому готова.

И вот этот день настал, и она снова приготовилась запачкать свои руки, чтобы потом никогда не отмыться.

Войдя в свою комнату, она погасила свет и долго смотрела в потолок.

Спать ей совсем не хотелось, но принять снотворное она не могла – ей не хотелось провалиться в тяжелый сон.

Следовало придумать что-то, способное отнять у нее последние силы, тогда потом она упала бы в кровать как подкошенная.

Например – вырыть могилу.

Через открытую входную дверь проглядывало бесцветное небо.

Ее машина, красавица «Шевроле» вишнево-красного цвета, стояла прямо у подъезда. Она слышала, как урчал ее двигатель.

Тогда почему, как только она подступала к автомобилю ближе, как только силы возвращались к ней, пронизывая насквозь, точно короткие электрические разряды, все вокруг внезапно обесцвечивалось и становилось нереальным?

Боль от сдавливающих запястья наручников.

Кислотный привкус дыхания.

Мрачный подвал.

Сквозь зарешеченное оконце она видела краешек луны. Той самой луны, которую в эту минуту, должно быть, видели тысячи людей: женщина, гуляющая по пляжу; парочка, пристроившаяся на крыше дома; ребенок, нежданно пробудившийся от кошмара; Линдси, сидящая в наушниках на кровати; отец, объезжающий город в тревоге за нее; душегуб, нависший над бездыханным телом в лесу; волк, испугавшийся чудища в человеческом обличье и пустившийся наутек сквозь заросли; Томми…

Десятки черных призраков мелькали вокруг. Оцепенев от ужаса, Хейли не могла сбросить пауков, ползавших по ее груди; она чувствовала, как их челюсти впиваются ей в кожу и яд медленно приливает к сердцу, угрожая его остановить.

Ну и пусть они сожрут ее, в конце концов, пусть заберутся в нее – заползут в ее внутренности и отложат там яйца, чтобы сотни их отпрысков потом выбрались из ее неживой плоти и напали на мир, к которому она бы уже не принадлежала.

Над ней нависала Норма. Рядом на полу лежал поднос – на нем стоял графин со свежей водой и тарелка с шоколадным тортом и фруктами. Увидев все это, Хейли невероятно разволновалась и не смогла сдержать слез: она понимала, что без посторонней помощи ей до подноса не добраться. Норма, конечно, тоже это понимала. Хейли посмотрела на нее умоляюще, однако она все так же неподвижно стояла с улыбкой на губах. Девушка скрючилась, не сводя глаз с еды.

Тогда Норма схватила поднос и со всего маху швырнула его об стену в другом конце подвала.

Хейли закричала, не в силах остановиться.

Скоро она умолкнет совсем.

Проникавший в подвал свет отражался от стены напротив, и Хейли показалось, что под тяжестью ее взгляда он смещается, ведомый ее глазами, которые как будто излучали его.

Она могла управлять светом. И должна этим воспользоваться, чтобы их сжечь.