Он рассмеялся, взял ее за руки и притянул к себе.

– Хорри, может быть, пошлем Луизу к дьяволу? – предложил он.

– Н‑нет, я должна идти, – ответила Горация, внезапно преисполнившись застенчивости. – Кроме того, она еще не видела моего ландо!

Ландо, одно обладание которым делало любую женщину первой модницей, сверкало новеньким лаком и позолотой, ведь его только что доставили из мастерской столяра. Леди Луиза выразила должное восхищение, заявила, что оно очень удобное, и оказалась настолько любезна, что согласилась простить Горации ее опоздание на целых полчаса. Поскольку Луизе необходимо было совершить несколько покупок на Бонд-стрит, кучер получил распоряжение сначала ехать туда, а обе дамы откинулись на подушки и принялись обсуждать ленты, кои полагалось носить с платьем зеленой итальянской тафты, для которого леди Луиза только что приобрела два элла[70]ткани. После того как они сравнили достоинства и недостатки лент à l’instant[71], à l’attention[72], au soupir de Vénus[73]и многих других, экипаж остановился напротив модного галантерейного магазина и дамы вошли внутрь, чтобы выбрать искусственные цветы, которыми леди Луиза намеревалась украсить шляпку, купленную два дня назад, дабы сделать ее пристойной, поскольку она уже вызывала у нее глубокое отвращение.

Естественно, Горация не могла зайти к галантерейщику, не купив что-либо для себя, так что после того, как цветы были выбраны, она примерила несколько шляпок и приобрела огромную шляпу из жесткого серого муслина, которая не без намека именовалась «импозантной претенциозностью». Кроме того, на витрине обнаружился и шарф того же самого восхитительного серого цвета, так что она купила и его. Когда она уже собиралась покинуть лавку, внимание Горации привлек капор à la glaneuse[74], но она решила не добавлять его к числу своих покупок, поскольку у леди Луизы достало здравого смысла убедить ее в том, что в нем она выглядит чопорной старой девой.

Горация немного побаивалась свою свояченицу, поскольку подозревала, что та недолюбливает ее, но леди Луиза вела себя просто и естественно, ни единым взглядом не дав понять, что считает покупку Хорри экстравагантной. Она даже сказала, что шляпа выглядит потрясающе, так что, когда они вновь уселись в ландо, Горация чувствовала себя в обществе Луизы более спокойно и дружелюбно.

Именно этого и добивалась леди Луиза. Когда экипаж покатил вперед, она показала сложенным веером на кучера и спросила:

– Дорогая моя, как много он слышит из того, о чем говорится здесь?

– О, н‑ничего! – заверила ее Горация. – Он глух как тетерев. Вы обратили в‑внимание, что мне п‑приходится кричать ему?

– Боюсь, пройдет целая вечность, прежде чем я привыкну к открытому экипажу, – вздохнула леди Луиза. – Но если он действительно глух… дорогая моя, я должна рассказать тебе кое-что. Это… нет, мне совсем не хочется говорить об этом, но я чувствую, что должна, потому что знаю – Рул никогда даже не заикнется об этой истории.

Улыбка Горации увяла.

– В самом деле? – сказала она.

– Я ненавижу людей, которые лезут не в свое дело, – поспешно заявила ее светлость, – но мне кажется, ты имеешь право знать, почему не должна удостаивать лорда Летбриджа своей дружбой.

– Я знаю, Луиза, – неловко пробормотала Горация. – Его репутация…

– Я не о том, любовь моя. Только он, Рул и я знаем, а Рул не станет никому рассказывать об этом, потому что не выдаст меня никогда, да благословит его Господь!

Горация повернулась к свояченице, глядя на нее круглыми от удивления глазами.

– Не в‑выдаст вас, Луиза?

Леди Луиза понизила голос до доверительного шепота и храбро принялась повествовать невестке о том, что случилось безумной весенней порой семь лет назад.

Примерно в то же самое время, как леди Луиза посвящала Горацию в свое прошлое, лорда Летбриджа принимали в доме на улице Хартфорд-стрит. Отклонив предложение привратника проводить его, он поднялся по лестнице в гостиную, выходившую окнами на улицу, где его нетерпеливо поджидала леди Мэссей.

– Итак, дорогая, – сказал он, закрывая за собой дверь, – я польщен, разумеется, но чему обязан столь срочным приглашением в гости?

Леди Мэссей смотрела в окно, но при появлении гостя обернулась к нему:

– Вы получили мое письмо?

Он приподнял брови.

– Каролина, если бы я не получил его, меня бы здесь не было. Я не привык ходить в гости по утрам. – Он поднес к глазу лорнет и критическим взором оглядел ее. – Позвольте заметить, несравненная моя, что сегодня вы сами на себя не похожи. Что случилось?

Она шагнула к нему.

– Роберт, это случилось вчера ночью в Ренела, – выговорила она на одном дыхании.

Пальцы его судорожно сжались на ручке лорнета, а глаза, превратившиеся в узкие щелочки, впились в ее лицо.

– В Ренела, – повторил он. – Итак?

– О, я была там! – ответила она. – Я слышала, как вы разговаривали с этой маленькой дурочкой. Вы вошли в павильон. Что было дальше?

Летбридж выпустил лорнет, который повис на шнурке, достал из кармана табакерку и ловко щелкнул крышкой, открывая ее.

– Позвольте узнать, почему вас это интересует, Каролина? – спросил он.

– Кто-то сказал, что мужчина в ярко-алом домино вошел в самую маленькую игорную комнату. Но я никого там не увидела. Потом я прошла на террасу и увидела, что вы, как я решила поначалу, отрезаете локон новобрачной… О, теперь это не имеет значения! Она выбежала вон, а я вошла внутрь. – Она умолкла и прижала платочек к губам. – Мой бог, это был Рул!

Лорд Летбридж взял щепотку табаку, отряхнул с рукава крошки и поднес ее сначала к одной ноздре, а потом – к другой.

– Должно быть, вы очень расстроились, дорогая! – любезно заметил он. – Я уверен, что вы выдали себя.

Она содрогнулась всем телом.

– Я была уверена, что это вы, и сказала… Не имеет значения, что я сказала. А потом он снял маску. Я едва не лишилась чувств.

Лорд Летбридж защелкнул табакерку и встряхнул свои кружевные манжеты.

– Очень занимательно, Каролина. Надеюсь, это станет для вас хорошим уроком более не вмешиваться в мои дела. Какая жалость, что я вас не видел!