Звездный эрл растерянно почесал за ухом именно той рукой, которая только что упоминалась:

— Так кого ты подозреваешь? По-моему, все трое отпадают: Ких отличается прямо-таки щенячьей преданностью, почти как… как Гаррэль. Пы безнадежно туп для такой хитроумной комбинации. Борб… Я бы сказал, что это — эталон положительности, он заведомо непогрешим, как любимый мальчик кесаря… ох, извини. А главное, ни у одного из них нет, как говорят наши земные детективы, главного: мотива.

— От таких словечек пахнет залежалым пергаментом, со всех сторон обгрызанном крысами. В остальном я с тобой согласна. Так что нам остается одно: не выдавая своих подозрений, внимательно наблюдать за каждым из этой троицы.

Командор снова почесал за ухом:

— У тебя, как ты сама похвалялась, здорово получаются диалоги со своим внутренним голосом. Может, спросишь его?

— Гениальная мысль! — Она не удержалась — подпрыгнула, хлопнув влажными ладошками. — Сейчас: ау-у, ваше потаенное высочество!.. Молчит. Впрочем, я его на Джаспере ни разу и не слышала; похоже, на родной земле он просто отсыпается.

— А может, не согласен работать на голодный желудок? Ты ведь не ужинала.

— И не хочется. Знаешь, у меня такое ощущение, словно я все еще летаю… Не хочется утрачивать эту сказочную легкость.

— С чего бы это?

А действительно, с чего бы?..

Сумеречное лицо, склонившееся над нею с восторженным изумлением — не в нем ли причина?

Как бы не так! Навидалась она на своем веку восторгов. Не в первый раз. И не в десятый. И не в сотый.

Но впервые с тех пор, как она перестала резвиться на зеленом лугу их ребяческих игрищ, ей влепили мячом по голове да еще подставили подножку и, если честно признаться, ткнули носом в землю.

И похвалили за увертливость, между прочим.

Неужели именно этого ей и недоставало?

Выходило, что так.

— Вот завтра слетаю на Сваху — надо же в конце концов разобраться с этим пятиногим шариком — тогда в тамошней тишине и посоветуюсь со своим внутриутробным подсказчиком, что это со мной и отчего.

— Ты главное спроси, как распознать, кто из нашей подозреваемой троицы нас предал и как вывести его на чистую воду.

— А ты не боишься, муж мой, что я со всем этим чревовещанием в сибилло бесполое превращусь?..

* * *

Однако все шуточки относительно внутреннего голоса вылетели у нее из головы сразу же, как только «шарик» затрещал…

Это нелепое архитектурное сооружение поражало своей бессмысленной величиной даже тогда, когда она глядела на него снизу — облупившийся каменный шар, в поперечнике даже больше их собственного шатрового корабля. Каким-то чудом он удерживался все это время на своих опорах, хрупких и ненадежных на вид; казалось, они вот-вот дрогнут, разминаясь, переступят с ноги на ногу и засеменят, унося прочь эту тусклую охристую сферу, напоминающую вздувшееся брюхо громадного каменного паука.

Но когда мона Сэниа взлетела на верхушку загадочного строения, оно показалось ей еще более несуразным и громоздким. Покатая поверхность (крыши? оболочки?) была покрыта разбегающимися трещинами, точно дно пересохшего озерца, но все они были так узки, что в них едва-едва могло протиснуться лезвие кинжала. Чтобы найти сквозную щель, дающую возможность заглянуть внутрь и при этом не провалиться, пришлось улечься на хрустящую каменную крошку, что при первом же вдохе породило оглушительный, совсем не женский чих.

Тонкая пыль порскнула во все стороны, и тотчас же прямо под носом открылась искомая прореха. Мона Сэниа достала маленький фонарик (тоже из земных сувениров, недаром все дружинники до сих пор считали его обыкновенным волшебным амулетом) и направила вниз тонкий пронзительный лучик. Он, точно шампур, вспорол осязаемо плотную черноту, заполнявшую сферу изнутри, и в тот же миг где-то в смутно угадываемой глубине жарким всплеском взметнулось тысячецветное зарево, порожденное мириадами крошечных трепещущих искр; казалось, целый эльфийский народ, заключенный в эту шаровую темницу, радужным фейерверком празднует свое освобождение от тысячелетнего плена.

Да никто там не празднует. Нет там ни эльфов, никакой другой живой души.

Уже догадалась. Обычные драгоценные камни, гори они синим огнем. Да уж, повезло! Пожалуй, никогда еще разочарование не было столь блистательным — в самом наибуквальнейшем смысле этого слова. Искать тайники древних магов и мудрецов — и наткнуться всего-навсего на замурованную кладовую, все сокровища которой оказались ненужными перед обреченностью людей, копивших эти несметные богатства. От досады захотелось даже плюнуть в щелку (где-то в дальнем уголке сознания мелькнула мысль — пожалуй, такое желание вполне естественно для девчонки, которой только вчера врезали мячом по голове); удержали только настороженные взгляды сопровождавших ее дружинников, которым было велено держаться поблизости, но все-таки на безопасном расстоянии — нелепо было бы закончить свою верную службу под обломками этой пузатой хоромины, ненадежные опоры которой грозили в любой момент подломиться.

Наблюдательный пункт для них был определен удачно: всего в полуполете стрелы, на гребне местами сохранившейся массивной стены, огораживающей сокровищницу. Юрг настоял на том, чтобы в свои путешествия мона Сэниа выбирала только тех, кто не входил в число троих подозреваемых; она скрепя сердце согласилась, прекрасно понимая, что такое ограничение долго не продержится. Незаподозренных оставалось уж слишком мало.

Так что с ней был Флейж, который сейчас сидел себе на верхней кромке стены, влажной от вечного тумана, и болтал ногами, уже привыкший к тому, что с предводительницей неуязвимой дружины ничего случиться просто органически не может; достославный же Эрромиорг, нагулявший себе изрядный животик за зиму, проведенную в должности сенешаля-рестоврато-ра асмуровского замка, напротив, замер у подножия стены в тревожной стойке, засунув большие пальцы за тесноватый пояс, чтобы руки были поближе к двум десинторам, снятым с предохранителя.

Принцесса помахала своим спутникам — мол, все в порядке, оставайтесь на месте; на всякий случай еще раз глянула на сверкавшую под нею россыпь драгоценностей.

И тут заметила, что они не были свалены как попало — искрящиеся нити, размытые овалы и однозначно распознаваемые многоугольники несомненно образовывали замысловатый узор, раздражающий своей асимметричностью. Внизу таилось изображение, интригующее своей загадочностью — так неужели же улететь, унося в памяти лишь малый его фрагмент, видимый в узкую щель?..

Естественно, в следующий миг она была уже там, внутри. Мелкие камешки, просыпавшиеся вниз, когда она шевельнулась, чтобы перейти через обязательное ничто, еще поклевывали ей макушку, а она уже выхватывала из-за пазухи свой новый свахейский амулет — Ракушку, думая только об одном: только бы успеть, только бы это неразгаданное диво не порушилось прежде, чем его запечатлеет магическая память.