— Передай это царю Понта и скажи, что со временем он оценит мою голову еще дороже.

Мнаситей держал на ладони легкую пурпурную ленту с развевающимися на ветру концами, глядя, как три всадника наметом удаляются прочь. На лице у македонца было написано недоумение.

— Вот уж не думал, Багофан, что этот малый так легко откажется от царской власти, — произнес он немного растерянно. — Я полагал, что он придет в ярость, покажет свою буйную натуру…

— Что, уплывают твои тридцать талантов? — усмехнулся Багофан. И сурово добавил: — Не знаю, кто он, этот Митридат, и что у него на уме, только мы еще примем с ним хлопот, помяни мое слово.

— Будущее покажет, — процедил сквозь зубы Мнаситей, засовывая диадему за кожаный пояс. — Судя по всему, наш друг не будет сегодня сражаться с нами. Он, видимо, решил подождать, пока вырастет цена за его голову, — усмехнулся македонец, провожая взглядом большой конный отряд, галопом удаляющийся по дороге в сторону Амасии.

Впереди среди клубов поднятой пыли виднелся красный плащ Митридата.

* * *

— Зачем ты наплел, будто истинный сын Лаодики погиб, ведь ты же знаешь, что это была уловка, придуманная мною, — выговаривал Митридату Тирибаз вечером на привале.

Оба сидели у костра в глубоком овраге, по краям которого топорщились густые заросли молодых дубов, чьи ветви на фоне звездного неба напоминали неподвижные руки чудовищ.

— По-твоему, мне следовало выложить этим негодяям всю правду, — с легким раздражением молвил Митридат. — Рассказать им, как я возжелал родную мать, а она — меня. Поделиться с ними своими душевными переживаниями в надежде на сочувствие и понимание. Не могу же я оправдывать то, чему нет оправдания. Да еще перед кем?! Перед Мнаситеем, который с самого начала желал видеть царем не меня, а моего младшего брата. Перед Багофаном, который ничем не лучше Мнаситея. Я также не могу подставить под удар свою мать, которой теперь тоже не сладко. Не хватало того, чтобы еще общественное мнение ополчилось на нее. Мой брат и так лишил ее власти, спровадил в Амис. Я не удивлюсь, если он прикажет лишить жизни нашего ребенка, едва тот появится на свет.

Митридат тяжело вздохнул.

В ночной тишине раздавался храп спящих вповалку воинов да потрескивало пламя костра.

— Пожалуй, так будет лучше, — промолвил Тирибаз, — зачем тебе еще один брат.

— О чем ты говоришь, Тирибаз?! — встрепенулся Митридат. — Это же мой сын! Плоть от плоти.

— Поскольку он зачат твоей матерью, прежде всего он тебе брат, а уж потом сын, — ворчливо сказал Тирибаз. — Ох, и натворил ты делов, оставшись без моего присмотра! Не знаю, как мы будем выпутываться из этого. Теперь ты не царь, не сын своей матери, не брат родному брату и сестрам. Ты отныне никто! И самое печальное, что ты сам признал это в присутствии Багофана и Мнаситея.

— Пусть эти двое думают, будто я смирился с поражением, — зловеще произнес Митридат. — Я встречу их под Амасией, все равно они идут туда.

У костра появился Артаксар, ходивший проверять караулы.

— Все тихо? — спросил Тирибаз.

— Тихо, — отозвался Артаксар, садясь на корточки и протягивая руки к огню. — Кони только немного встревожены чем-то.

— Волков чуют, — сказал Тирибаз и подбросил в костер несколько сухих хворостин. — Волков в этих местах рыскает немало. Мне доводилось здесь охотиться на них еще в молодости.

И старый воин углубился в воспоминания о том, какие славные были времена, когда он был молодым.

По прибытии в Амасию Митридат собрал на военный совет военачальников конницы. Митридат поведал, что родной брат низложил его и послал против него войско.

— Я хочу дать сражение под Амасией, — сказал Митридат. — Кто не верит в меня, может уходить. Я никого не держу. Никто из военачальников не покинул Митридата.

Дождливым хмурым утром Митридат вывел из города конницу, Заметив с крепостной стены приближающееся войско. Он решил напасть первым, чтобы не дать воинам Мнаситея отдохнуть после марша, не дать им возможности разбить укрепленный стан.

Сузамитра галопом повел в атаку левый фланг, Тирибаз — правый. Оба военачальника были прирожденными наездниками, поэтому мастерски развернули широким охватом конные сотни. Четыре тысячи всадников с воинственным кличем с двух сторон накатывались на греческих наемников, на всем скаку пуская стрелы из тугих дальнобойных луков.

Митридат, находившийся в центре вместе с Фрадой и Артаксамром, выжидал удобного момента, чтобы бросить в битву еще две тысячи конников.

Сырая земля наполнилась грозным гулом мчащейся конной лавины, тишину утра расплескал устрашающий рев атакующих. Равнина покрылась потоками всадников на разномастных лошадях, над которыми тучами взлетали свистящие быстрые стрелы и обрушивались на поднятые щиты греческих гоплитов.

Сквозь моросящий дождь Митридат вглядывался в действия наемников. С вершины холма ему было видно все как на ладони. Сейчас его конница сомнет, рассеет хваленых воинов Мнаситея! Построиться для битвы они не успеют, не должны успеть…

Однако замыслу Митридата не суждено было сбыться.

Наемники с непостижимой быстротой и слаженностью образовали большой четырехугольник, который, разделившись, образовал две фаланги с лесом поднятых длинных копий. Между фалангами расположилась легкая пехота, лучники и дротометатели. Вот копья фаланг опустились и через головы фалангитов в приближающуюся конницу полетели стрелы и дротики.

В меткости воинам Мнаситея нельзя было отказать. Митридат видел, как падают под копыта мчащихся лошадей его наездники.

Навстречу конникам Сузамитры вылетели всадники хазарапата, их было не меньше тысячи. Багофан тоже прекрасно знал свое дело. Его отряд, столкнувшись с воинами Сузамитры, сразу стал отходить, увлекая Сузамитру за собой и одновременно подставляя его воинов под обстрел со стороны пехоты.

Конные сотни Тирибаза, наткнувшись на опущенные копья фаланги, смешались, закрутились на месте, затем отхлынули прочь. На примятой траве перед строем фаланги осталось лежать несколько десятков неподвижных тел, корчились раненые лошади, издавая протяжное ржание.

Митридат видел, как две греческие фаланги разошлись в стороны, отражая фланговые наскоки вражеской конницы. Он повел свой конный отряд с холма на равнину, намереваясь вклиниться в пространство между фалангами, туда, где скопилась легкая пехота.

Мнаситей вовремя оценил грозящую опасность и успел поставить фалангитов общим фронтом против конницы Митридата, соединив две фаланги в одну большую.

Митридат умерил бег своего скакуна при виде многих сотен сарисс, нацеленных на атакующих. Он разделил отряд на две части, собираясь напасть на фланги греческих наемников.

Больше двух часов конница Митридата кружила вокруг железного строя воинов Мнаситея, выискивая малейшую брешь в их монолитном построении, пытаясь отрезать от тяжелой пехоты конников Багофана, которые стойко прикрывали тыл пешего войска. Усилившийся дождь прекратил сражение.