- И боги допустили это?

Вадевия снова вздохнул и пересел к окну.

- Маллед, мы не знаем, что позволяют боги. После того как умолкли оракулы, о богах нам ничего не известно. - Он обвел рукой полки вдоль стен. - Ты видишь все эти книги, Маллед? Как ты думаешь, почему они здесь? Тебе известно, чем я занимаюсь целыми днями?

- Нет.

- Это летописи, составленные в храмах за много столетий. Святыня в Бьекдау стоит без малого девять веков и является одной из самых древних в Империи. Первоначальные строения Великого Храма в Зейдабаре на два века старше, а в Агабдале и Ришна Габиделле есть святыни, возраст которых никто не решается назвать. В общем, так или иначе, наш храм очень древний и существует не одну дюжину поколений. И за все это время никто не удосужился привести в порядок записи, сделанные в храмах. Никому не приходило в голову записывать, что сказали оракулы или что сделали жрецы. В этом не было никакой необходимости. Если у кого-то возникал важный вопрос, то за ответом он обращался к оракулу. Мы никогда не задумывались над тем, чего хотят от нас боги или насколько правильны наши поступки. Оракулы богини Ведал предупреждали нас об опасности голода, и мы запасались продовольствием. Если приближался ураган, то об этом заранее сообщал Шешар, и торговые суда оставались в портах. А когда мы не знали, кого из богов спросить, то обращались к Самардасу. Это была легкая жизнь. Ни у кого не возникало сомнений в том, кому благоволят боги, как и не было вопросов, чего они от нас хотят. Тысячу лет оракулы руководили Домдаром. - Он снова вздохнул. - А вот шестнадцать лет назад они перестали говорить с нами, или, вернее, боги отказались сообщать оракулам свои мысли и решения, и теперь нам самим приходится строить догадки.

Маллед в ответ пробурчал нечто невнятное. То, о чем говорил жрец, новостью не являлось, хотя кузнецу было интересно услышать, как существовали жрецы в старое время. Простые деревенские жители не имели возможности по первому желанию встретиться с оракулом.

- Мы очень не любим строить догадки, Маллед, - продолжал Вадевия, - поэтому сейчас изыскиваем новые пути, чтобы узнавать, чего желают боги и какое будущее они нам сулят. Мы пытаемся использовать все возможности для выяснения воли луножителей. Моя задача состоит в том, чтобы изучить все до единой рукописи, хранящиеся в этом храме, выписать то, что было когда-либо сказано о каждом из богов и попытаться все это классифицировать и осмыслить.

- Так вот, значит, что это такое! - Маллед махнул рукой в сторону полок.

- Именно, - кивнул Вадевия. - Оглянись, Маллед, и подивись тому, что видишь. Это все, что жрецы удосужились записать за девять веков существования храма. И оно умещается в одной крошечной комнате. Я начинал кодификацию с двумя жрецами, Мезизаром и Лазридиром, но уже через год выяснилось, что троих для этой работы слишком много, и моих коллег направили записывать воспоминания старейших жрецов о годах их юности. Теперь я просматриваю и систематизирую записи, сделанные Мезизаром и Лазридиром, а они беседуют уже со жрецами, которые были неофитами в то время, когда умолкли оракулы. Эти ещё не старые люди рассказывают, какими воспоминаниями делились с ними когда-то их более старшие коллеги.

- О!.. - На Малледа произвела впечатление грандиозность замысла.

- И в этом проекте принимают участие не только ученые жрецы, - продолжал Вадевия. - Астрологи изучают движение лун ещё более тщательно, чем ранее. Нас всегда интересовало сближение двух или более лун, поскольку это означало взаимодействие заселяющих их богов. Но в то время у нас всегда имелась возможность задать прямой вопрос. А теперь, когда мы лишены её, это чрезвычайно важно! Все математики, все жрецы, обладающие острым зрением, заняты тем, что вычерчивают лунные орбиты, выискивая в их сочетаниях систему, на основе которой можно делать предсказания.

Геомансеры изучают следы, оставленные на земле, а онейроманты записывают сны, в надежде на то что некоторые из них ниспосланы богами… В течение многих столетий, Маллед, мы, жрецы, были слугами богов и их посыльными. Мы выполняли их поручения, пересказывали людям их желания и передавали им молитвы простых смертных. Одним словом, мы были чем-то вроде мальчиков на побегушках у крупных купцов. И вот купцы уплыли в неизвестном направлении, оставив нас в неведении не только о том, когда и с чем придет следующий корабль, но и где находятся их склады.

Мы не знаем, чего хотят боги.

И это нас пугает. Нам очень страшно.

Цо Хат жевал хлебную корку, беспокойно оглядываясь по сторонам. Солнце склонялось к закату на противоположной стороне бесконечной плоской равнины, которую предстояло пересечь. Бредущие в нощи начинали проявлять признаки пробуждения. Нет, ничего особенного с ними не происходило, он не замечал никаких движений, на которые могли бы обратить внимание другие. Цо Хат просто чувствовал, что, уложенные рядами на влажную почву, мертвецы стали каким-то непостижимым образом менее мертвыми, чем за минуту до этого.

Однако по-прежнему они источали скверный запах, отбивая тем самым у Цо Хата аппетит. По правде говоря, сухая хлебная корка и без того была достаточно безвкусной.

Тем не менее он упорно продолжал жевать, не глядя на покойников. Он видел, что находящиеся справа и слева от него люди поглощают свой жалкий ужин, тоже избегая смотреть на трупы. Примерно через полчаса после того, как солнце полностью скроется за горизонтом и небо потемнеет, эти тела начнут шевелиться, садиться и оглядываться по сторонам в предвкушении ночного похода.

Цо Хат и остальные живые люди к тому времени тоже будут готовы под командованием Ребири Назакри шагать вслед за Бредущими в нощи на запад, в направлении Зейдабара. Когда же утром солнце опять начнет подниматься из-за горизонта, нежити вначале станут передвигаться медленнее, затем остановятся, а там и вовсе рухнут на землю. Живые люди после этого разобьют лагерь и отойдут ко сну - если, конечно, на лагерь снова не нападет Домдар. В случае нападения днем они встанут на защиту мертвецов, так как все, кто жил и дышал, были обязаны охранять нежитей вплоть до очередного заката. Если же домдарцы ударят ночью, сражаться будут жмурики, а живые отойдут на безопасное расстояние.

Цо Хат покрутил бедрами, чтобы ощутить покачивание меча, взятого им у убитого судьи. Его жизнь была наполнена тяжким трудом, который сопровождался постоянным чувством усталости и галлюцинациями, вызванными необходимостью спать днем и шагать ночью, стараясь при этом не навлечь на себя гнев Назакри. Такую жизнь даже с большой натяжкой нельзя было назвать хорошей.

Вовсе не такое существование представлял себе Цо Хат, присоединяясь к мятежникам. Он мечтал о коротких победоносных уличных схватках в городах провинции Матуа, когда жители радостными криками встречают своих освободителей, а лорды Домдара спасаются бегством и под ногами у них горит земля. Вместо этого Цо Хату пришлось долго, к тому же с боями, карабкаться по обледенелым каменистым склонам хребта Говия. А теперь ему предстояло прокладывать путь на запад к легендарному городу-крепости Зейдабар, который, по слухам, лежит за этим бесконечным, плоским как стол пространством. Но это ещё не все. Цо Хат чувствовал, осада города продлится немало времени - весьма сомнительно, чтобы обитатели столицы встретили ходячих покойников как своих освободителей. Во всяком случае, большинство матуанцев этого не сделали.