Пусть были обиды и разочарования, недопонимание, упреки, злые слова и тяжелые мысли, но есть время хранить в себе горечь и время отпускать ее. Время прощать и быть милосердным.

И Тильда и Арон улыбнулись друг другу.

14

– Моллюски! Свежие моллюски!

– Мидии, креветки! Мидии, креветки!

– Жареные луковые кольца!

– Кому соленой селедки? Слышь, селедка! Налетай-разбирай!

– Убери с моих глаз свою вонючую рыбину, э! Видали – тухлятину продает!

Порт Гритта кричал, ругался, торговался и вопил на десятке языков и наречий. Встречал путников сутолокой неутихающей жизни: по причалам сновали юркие грузчики, матросы, продавцы всего, что можно только представить. Разные лица в толпе: бледные адрийцы с севера и смуглые дарниты, медно-красные степняки и темнокожие жители Архипелага – все ложились в пестрый узор городских улиц.

Городок Гритт пропах рыбой – соленой, копченой и жареной, свежей и стухшей. Приходилось ступать по булыжникам осторожно, чтобы не поскользнуться на камнях, липких от рыбьих внутренностей и чешуи.

Но Тильда видела не просто обычный порт, неприютный, равнодушный ко всем, у кого нет пары медяков на ночлег и еду – она видела ворота в огромный океан. В огромный мир по ту сторону волн и штормов.

Гритт не походил на величественную и холодную Даррею. Его домишки пригибались к земле, цеплялись за нее, словно боялись гнева Маллара: зимних бурь и ветров, чудовищ из океана, что протягивали щупальца к кораблям и утаскивали на дно.

Но это было море! Родное, знакомое, хоть и не такое лазурно-ясное, как в Файоссе. Моряки опасались моря, жены моряков ненавидели его, а Тильда море любила.

Море дышало той свободой, о которой она забыла за годы столичной суетной жизни.

Кто-то толкнул Тильду в плечо, и время, остановившееся при взгляде на гавань, снова понеслось вперед.

Не затем они здесь, чтобы на море любоваться.

По дороге они обговорили самый лучший из возможных путей – в заокеанскую Хардийскую Империю. Хардия была богатой, процветающей страной, где ценились и умелые воины, и умелые мастера, и там, ко всему прочему, жило много адрийцев, а Республика не имела никакой власти. Но плыть туда – целых три месяца, если не больше, и никто не даст никаких гарантий, что доплыть приведется живым. Впрочем, то же самое можно было сказать даже про относительно безопасное плавание вдоль берегов – в таком погиб ее старший брат Риниан. И все же тяготы морского путешествия пугали гораздо меньше застенков Судейского ведомства.

В гавани Гритта было много разных судов с севера и юга. Они уходили в последние предзимние плаванья, и желающих отправиться к островам или в колонии было предостаточно даже здесь, в небольшом по столичным меркам порту – никто не хотел ждать до весны.

Они шли вдоль причалов, у которых были пришвартованы лодки и легкие баркасы. Дальше, на рейде, стояли суда побольше – ждали прилива.

Арон восхищенно крутил головой, разглядывая каждое суденышко – ему явно нравился порт, который был гораздо больше, чем в сонном Ларте, и интереснее, чем в Даррее: в столицу не заходили настоящие морские корабли – слишком далеко от побережья.

– Вон, смотрите, вон тот! – Арон указал на выкрашенный в синий цвет бриг, что важно, тяжело покачивался у причала. С него только что сгрузили здоровенные бочки, и над бортом виднелась чья-то голова в шкиперской шапке.

Тильда хотела возразить, что этот бриг не похож на судно, которое переплывает океан, но Саадар ее опередил:

– Эй! – окликнул он моряка. – Не подскажешь, кто плывет до Хардии?

Лохматая голова высунулась из-за борта. Шкипер был потрясающе рыж, небрит уже очень давно, брови сдвинул сурово.

– «Гордость Республики» вроде берет пассажиров, а у нас товаром трюм забит, ясно?

Он указал неопределенно в направлении другого причала, где покачивалось хлипкое облезлое суденышко. И проводил их недружелюбным вороньим взглядом – как опасных бродяг, которым нужно невесть что…

– «Гордость Республики», ха! Республике есть чем гордиться – похоже, плавала она еще при первых сенаторах, – усмехнулся Саадар. – Ладно, пошли, разузнаем. Может, капитан этого корыта не станет слишком уж цену задирать.

– У нас все равно нет денег!

– Ну не стоять же посреди причала, – развел руками Саадар.

Тильда согласно кивнула.

Вдруг где-то сбоку мелькнуло знакомое лицо. Миг – и пропало за чужими спинами, оставив ощущение выскользнувшей из пальцев ленты. Кто это был? А ведь у нее отменная память на лица!

Пытаясь понять, кого же увидела, Тильда не сразу заметила, что упустила из виду Саадара и Арона.

Скрипели и покачивались вверху мачты, расчерчивая пасмурное небо чернильными полосами, чайки сва́рились над головой, рокот волн бил в уши, а вокруг – только чужие лица, равнодушные или слегка заинтересованные предложенными товарами. Женщины, мужчины, ребятишки, и все идут мимо, и не видно плечистой фигуры Саадара, не видно рыжей макушки сына, как и не было их вовсе.

– Саадар! Арон!

Но крик захлебнулся в гомоне толпы.

– Броши, пряжки, заколки! Заморские, самые модные! Гляньте-ка, какие, не желаете брошь? Как раз для плаща! – прокричал над ее ухом торговец, показывая ей медную рыбку. Тильда отрицательно замахала руками – не надо.

Конечно, они заранее условились встретиться у храма Маллара на холме, если вдруг разделятся или кто-то из них заблудится. Ржаво-коричневый купол храма был виден отовсюду. Поэтому Тильда не испугалась, но все же недоброе предчувствие кольнуло острыми иголочками. Глупая – ну чего засмотрелась на какого-то знакомца, на человека из другой теперь жизни? А Саадар, видимо, тоже не заметив, что она отстала, ушел вперед. Ищет ли он ее?

Стоять на месте – глупость, и Тильда поспешила к храму. Она прошла сквозь арку и свернула на широкую длинную улицу, украшенную развешенными повсюду фонариками и флажками, как будто тут проходил какой-то праздник. Но это была всего лишь одна из торговых улиц, и отовсюду слышались пронзительные крики зазывал: кто продавал отпечатанные на листах стихи и песенки, кто пуговицы, кто – гребни или обереги.

От запаха жарящейся еды, от острых ароматов специй, дымного чада жаровен свело желудок. Есть хотелось страшно.

На подносе лоточницы лежали горкой шарики из тонкого нежного теста, только-только вынутые из кипящего масла, они пахли яблоком и корицей, и зубы сводило от того, как они были вкусны на вид. Обжигающе-горячие, свежие…

Тильда облизнула потрескавшиеся пересохшие губы. У нее было несколько монеток, последние деньги. И потратить их стоило на ночлег, а не на эти сладкие угощения…

А рядом предлагали исходящие жиром кусочки мяса на деревянных шпажках. Кольца кальмаров, вывалянные в муке. Румяные печеные яблоки. Половинки вареных картофелин с луком. Квадратные мягкие вафли.

Хоть закрывай глаза – но все равно видишь эти яблоки и картофелины, пучки зелени, артишоки, тыквенные семечки, булки и лепешки…

…Гарольд заставлял ее голодать – иногда по три дня. Запирал в пустом подвале, стены и потолок давили, темнота выедала глаза, тишина забивала уши…

Тильда замерла напротив лотка с булками.

Протянуть руку – и можно ухватить одну. Она наверняка свежая, с хрустящей корочкой, ее можно прижать к нёбу, чтобы вышел сок…

– Чего стоишь, раззява, прочь! – гаркнули над ухом, и Тильда отмерла, отпрянула в сторону, поскользнулась, попятилась – и уткнулась во что-то мягкое.

– Та что т'акое! – выдохнул кто-то и затараторил быстрой дионийской скороговоркой: – Лим маэ, все в этом пг’оклятом гог’оде так и ног’овят наступить на мой бедный ступня!

И прежде чем взглянуть мужчине в лицо, Тильда поняла, что столкнулась с Омаром Ушде, старым знакомцем. Это его круглое лицо она видела в толпе. Ни с чем не спутать этот голос, густой, как мед, это картавое произношение адрийских слов.

Мужчина близоруко сощурился.

– Госпожа Элбег'т?.. – тихо, потрясенно произнес он.

Тильду будто толкнуло что-то в грудь, дыхание перехватило.

Во взгляде, в дрогнувших губах мужчины она видела узнавание. И не могла отвернуться, будто то был не человек – змея с топких берегов Иссы, что усыпляет жертву, глядя ей в глаза.

Тильда призвала на помощь всю выдержку и спокойствие, на которые была сейчас способна. Заговорила быстро, глотая окончания слов:

– Прошу извинить, господин, я вас совсем не знаю, вы, господин, попутали что-то, простите неуклюжую…

Лицо Омара как-то странно дернулось. И почти сразу же сделалось безучастным и скучным, как будто он никогда не разговаривал с ней о поставках древесины и о политике Агората, не обсуждал с ней проект собственной резиденции.

– Пг'ости, маэ, – сказал он ровно. Но продолжал стоять, во все глаза глядя на нее. – Я… обознаться.

Наклонив голову, Омар быстро пошел прочь – лишь полы зеленого халата взметнулись следом, как крылья майского жука.

Тильда смотрела ему вслед – как он уходит, оживленно беседуя о чем-то с сопровождавшим его юношей. Донесет! От этой мысли Тильде стало совсем дурно, чуть не вывернуло наизнанку, закололо сердце. И она почти побежала – насколько позволяло больное колено, вверх по скользким от грязи мосткам, ее толкали, она спотыкалась и падала, торопилась, путаясь в юбках и улицах.

Перед храмом Маллара она попала в толпу ярко, нарядно одетых горожан, выходивших со службы.

– Хвала Многоликому! – пронзительно выкрикнул кто-то за ее спиной. – Да прольется