Шли мы достаточно долго. Мужчина пытался заговорить, поглядывал с интересом, но это не раздражало: им явно в большей степени двигало любопытство, а не куйкское желание спариться с первой попавшейся самкой. Но разговоров с местными с меня на сегодня было достаточно.

В конце пути провожатому самому пришлось расспрашивать окружающих, потому что точного места жительства полковника он не знал. Это заняло достаточно продолжительное время, но, к счастью, до цели мы все же добрались. У нужной двери абориген попытался еще раз воззвать к моему благоразумию, однако выслушал искренние благодарности и был выброшен из головы. И оставлен снаружи.

Гаранинская комната оказалась не запертой и почти пустой. Обставлена она была куда скромнее выделенной мне: постель, стол с парой табуретов, голые полки, никаких ковриков и занавесок. Я в сомнении остановилась у входа, прикрыв за собой дверь. А вдруг это вообще чужая комната? Начбезовской брони нигде не видно, как без нее определить?

Впрочем, подтверждение все же нашлось: в душевой сох мой халат, который, кажется, безуспешно пытались отстирать подручными средствами. От этого стало немного тревожно, очень неловко, но еще больше – приятно. Маленькое и очень трогательное проявление заботы. И еще одно косвенное подтверждение того, что наши с Гараниным личные отношения нуждаются в серьезном, всестороннем обсуждении.

Немного постояв в растерянности посреди комнаты, я плюнула на все, вытянулась на кровати и довольно быстро уснула: кажется, организм еще не до конца справился с тревогами последних дней и был не прочь отдохнуть.

От скрипа открывающейся двери я дернулась, проснулась и напряженно уставилась на визитера. Но почти сразу расслабилась: вернулся полковник.

– Привет, как ты? – кажется, моему появлению мужчина обрадовался.

– Привет. Тебя вот жду, – неловко пожала плечами. Сейчас возмущение, с которым я шла к Гаранину, заметно поостыло, и жаловаться совсем не хотелось. – Захар, а можно я тут, с тобой?..

– Что-то случилось? – нахмурился начбез, деловито разоблачаясь.

– Нет, ничего определенного. Просто я познакомилась с местными дамами, – поморщилась в ответ. – И не могу отделаться от мысли, что здешние люди похуже куйков.

– Почему? – искренне удивился он.

Пришлось рассказывать. Сейчас и с таким собеседником я уже могла быть более-менее непредвзятой и старалась сообщать только факты, не окрашивая их эмоционально. Получалось, правда, плохо.

– Мне больше повезло, мужики тут нормальные. Сегодня вон с их подрывниками познакомился, очень толковые ребята, – хмыкнул Гаранин. – Броней моей интересовались. Деловые такие. И грамотные, про фонарики на небе не говорили.

– Это утешает, хотя и непонятно, как здешние женщины умудряются столь тщательно избегать образования, – я вздохнула немного свободнее. Несколько секунд помолчала, наблюдая за движениями мужчины. – Так остаться – можно?

– Конечно, – пожал он плечами.

– И если спросят… Давай всем говорить, что мы… ну, вместе? Если тебе не сложно, конечно. А то я боюсь, как бы они не начали меня пристраивать.

– Не должны. – Оставшись в одном комбинезоне, полковник подошел, сел на край постели, задумчиво посмотрел на меня: – У тебя вид испуганный. Точно ничего не случилось? Они что, пытались?..

– Нет, ничего такого. – Я встряхнулась, потерла лицо, пытаясь прогнать остатки сна и взять себя в руки.

– Что-то ты совсем расклеилась, – хмуро заметил мужчина. – Точно все нормально? Не заболеваешь?

– Не волнуйся, – глубоко вздохнула я. – Просто надоели мне все эти аборигены с их убогими представлениями о мире.

– Не слишком ли они тебя задевают? – озадаченно хмыкнул Гаранин. – Ну живут и живут, тебе-то что? Потерпеть пару месяцев можно.

– Понимаю, – кивнула устало. – Умом. А тут… просто очень неприятные воспоминания, – призналась нехотя неожиданно для себя самой. – Я с Тарты.

– И что? Извини, не слышал, – озадаченно качнул головой Гаранин.

– Неудивительно. – Я поморщилась. – Аграрная колония с очень мягким климатом и инертным населением, там никогда ничего не случается.

– И что, там всех принудительно выдают замуж в двадцать лет? – не понял начбез.

– Нет, это… Сложно объяснить. Короче, Тарта – сонный и достаточно ортодоксальный мир, там живут потомки староверов. До сих пор почти в каменном веке, даром что техническими средствами пользуются за милую душу. Но при этом истово верующие, и космос для них – от лукавого.

– Серьезно? – Гаранин изумленно вскинул брови. – Я, конечно, знал, что такие люди в Союзе существуют, но чтобы целая планета! Да и ты что-то не похожа на… – Он неопределенно повел рукой в воздухе.

– Потому что я туда не вписалась и давно уже считаю себя землянкой, я на Земле большую часть жизни провела. – Понять, что Захар имел в виду, было нетрудно. – Повезло, что на Тарте до меня никому не было особого дела: восьмой ребенок, да еще мелкая такая, слабая, бесполезная.

До сих пор собственное детство и семью я ни с кем не обсуждала и старалась лишний раз не вспоминать. Забыть как страшный сон, сделать вид, что первых семнадцати лет моей жизни не было, что началась она сразу с учебы в институте. Даже не думала, что все это может догнать, причем – так!

А сейчас вот отчаянно хотелось поделиться. Объяснить, почему меня так задевают местные устои, а от некоторых деталей буквально трясет.

Почему-то говорить об этом полковнику было легко и совсем не стыдно.

– И?

– И я очень много читала. Технологии, может, и от лукавого, но галанет у взрослых был, и в школе нас учили по стандартной программе. Плохо, конечно, учили, но я с детства любила точные науки. А еще у меня была простенькая читалка, и я порой таскала туда книги через отцовский терминал… – запнулась, вспомнив, как обмирала от страха, боясь оказаться застуканной на месте преступления. Встряхнулась. – Не важно. В общем, с детства у меня была мечта – уехать, получить образование. Изучать звезды. Я очень любила на них смотреть – на Тарте нет крупных городов и больших производств, а у нас еще и теплиц не было, никакой засветки. Там было безумно красивое и яркое небо. А вокруг люди, – я скривилась, неловко обняла себя одной рукой, сжала локоть. – Вот такие же, как эти. У которых всех мыслей – найти работящего мужика или хозяйственную бабу. Когда я сдуру заикнулась об учебе, меня не то что не отпустили с благословением – выпороли и заперли. – Вырвался истерический, какой-то жалкий смешок. – Отец вообще отличался крутым нравом. Я с тех пор терпеть не могу, когда на меня голос повышают, сразу его вспоминаю… В общем, пришлось в итоге удирать на грузовой посудине. Благо атмины – фрукты очень ценные, их в кислородной атмосфере перевозили и при нормальной температуре. Я уже и не вспоминала про Тарту, почти тридцать лет там не была, а тут…