— А ты?

— Что я? Я — домой! Мое дело теперь не покидать гарнизона и ждать решений вышестоящего командования. Впрочем, нет, пойду-ка я проведаю Шевченко!

— Ты на него зла не держи, Илья, он еще пацан. Запугали, он и оговорил тебя.

— А я и не держу! Просто хочу узнать, чем его комбат купил. И глаза немного раскрыть на реальность. А то по дурости своей еще и себя оговорит! Все! Разошлись.

— Вечером зайдешь?

— Не знаю! Видно будет!

Капитан, повернувшись, пошел к санчасти, что находилась рядом со штабом одного из мотострелковых полков. Чупанов направился в роту.

К больному офицера пропустили без проблем. Шевченко лежал у окна. Кроме него, в палате было еще трое. Всего четверо в шестиместном больничном помещении. Увидев командира, курсант заметно побледнел.

Запрелов подошел к нему, присел на табурет. Спросил:

— Ну, здравствуй, Володя!

— Здравия желаю, товарищ капитан!

— Как здоровье?

— Спасибо! Иду на поправку!

— Значит, слабо я тебя отделал, что уже идешь на поправку?

Шевченко отвернулся. Он не мог смотреть в глаза ротному, которого подло предал. А ведь капитан, можно сказать, спас его!

Илья прекрасно понимал состояние подчиненного:

— Да не отворачивайся ты, Шевченко, не надо! Не в обиде я на тебя!

Курсант повернулся, спросив:

— Правда?

— Правда! Скажи мне только одно: что обещал тебе комбат в обмен на клевету?

Шевченко промолчал. Его кулаки с силой сжимали простыню, но он промолчал.

— Хорошо! Скажу я. Он обещал тебе, что после учебки оставит сержантом при части? Не отправит в Афганистан?

Курсант еле заметно кивнул перевязанной головой.

— И ты поверил.

— Но он слово офицера дал.

Запрелов повторил задумчиво:

— Слово офицера. Ну, конечно. Только, знаешь, не всем можно верить. Мог бы и сам понять, что ты комбату нужен был только для того, чтобы написать нужную бумагу. И будешь нужен еще какое-то время, чтобы подтвердить на словах и перед кем надо написанное. Потом интерес в тебе отпадет. И не оставит он тебя при части, Вова! Зачем? Чтобы ты кому-нибудь позже мог рассказать, как комбат заставил тебя лгать? Нет, курсант. Тебя он с первой партией отправит за «речку». Но ты не бойся. Там не все так страшно. Жить можно. И служить можно. Люди там другие, настоящие, готовые за тебя жизнь отдать. Мужчиной вернешься. Так что не вешай нос. И мой совет, больше не лги. Ни за какие блага, ни за какие поблажки не лги. Потому что во лжи человек жить не может. В Афганистане тем более. За то, что было, не кори себя. И не думай, я зла не тебя не держу. Давай, выздоравливай.

Пожав солдату руку, Запрелов поднялся и пошел к выходу. На пороге его остановил голос Шевченко:

— Товарищ капитан!

Илья обернулся:

— Да?

— Извините меня! Я, честное слово, не хотел!

Капитан подмигнул ему:

— Да ладно тебе! Все нормально.

— Спасибо вам!

— Выздоравливай!

Выйдя из санчасти, Илья закурил. Из-за угла вышел Яковлев с одним из своих взводных. Они о чем-то оживленно говорили и смеялись. Увидев Запрелова, командир третьей роты оборвал смех. Отпустил лейтенанта, направился к Илье.

Начал с ходу:

— Что, презираешь меня, да?

— Презираю.

— А что оставалось делать? Я здесь седьмой год кукую. И наконец пробился, направление в академию получил, представление на майора у Палагушина на подписи лежит. Все! Уже почти распрощался с Меджером, жена вещи упаковала, жду замену. И тут твой случай. Я поначалу все, как было, доложил, а когда ты уехал, комбат вызвал и говорит, либо меняешь показания, либо ни академии, ни майора! Что из-за какой-то бумаги жизнь себе ломать? Да, я поступил подло, признаю! Можешь дать в морду, не обижусь! Но по-другому поступить не мог. Не мог, Илья, ты понял меня?

Запрелов покачал головой, ответив:

— Я понял тебя. Как и всю твою сущность. Жаль, раньше в тебе подонка не разглядел. Что ж, получай майора, двигай в академию, учись. Только постарайся потом в Афган не загреметь! Там такие, как ты, Русанов и Палагушин, долго не живут. И еще, сделай так, чтобы отныне наши пути не пересекались. Это для тебя небезопасно. А сейчас пошел вон, козел!

Илья обошел расположение батальона, по аллее от парка прошел к магазину. Оттуда, купив продуктов, направился домой, где капитана встретила казенная атмосфера, нежилой запах и дикая тоска. Тоска по тому прошлому, где он был нужен, где он дрался, исполняя свой долг, где он был Человеком. Пройдя на кухню, достал из шкафа на треть опустошенный трехлитровый баллон спирта, налил полную кружку. Не разбавляя, выпил. Спирт обжег полость рта и внутренности, ударив градусами по голове. Запрелову хотелось выть. Но он сдержался. Выпил еще, затем еще! Выкурив сигарету, так и не закусив, упал на кровать и мгновенно уснул под действием убойной дозы тяжелым, наркотическим сном.

Проснулся капитан от стука в дверь. Стучали, видно, долго и упорно. Голова Запрелова буквально раскалывалась на части, во рту было суше, чем в пустыне Каракумы, тошнило. Стук не прекращался. Пришлось вставать. Кое-как добравшись до двери, открыл ее. На пороге стоял старший лейтенант Чупанов. Увидев командира, воскликнул с явным облегчением:

— Ух! А я уж подумал, не случилось ли что!

— Проходи. Что со мной могло случиться?

— Да мало ли что, в твоем состоянии?

Запрелов взглянул на заместителя:

— Уж не подумал ли ты, что я из-за какого-то ублюдка Палагушина мог руки на себя наложить?

Чупанов признался:

— А что? Была такая мысль…

— Дурак ты, Артем! Что я, беременная студентка, кончать с собой, боясь гнева родителей и общественного позора? Да плевать я хотел на комбата и всех ему подобных! Так чего встал-то? Проходи, раз пришел! Кстати, сколько сейчас времени?

Замполит ответил, не взглянув на часы:

— Седьмой час.

— Вечера?

— Ты что, командир? У тебя с головой, это… все в порядке?

— У меня все в порядке. Просто принял лишку, отрубился. А сколько проспал, хрен его знает! На улице сумерки, какие бывают и утром и вечером. Так что не задавай больше глупых вопросов. Иди в комнату!

Сам же Илья направился вновь на кухне. Прильнул к крану. Вдоволь напился. Вода вызвала облегчение, но ненадолго. Через минуту Запрелова вывернуло наизнанку.

Отблевавшись, капитан покинул туалет. Выглядел он бледным. Пальцы рук заметно тряслись, как подрагивали и губы, что особенно было заметно по сигарете, которую капитан вставил в рот. Она дрожала, пока Илья кое-как не прикурил. Но тут же вынужден был затушить ее. Дым вызвал новый приступ рвоты. Запрелов вновь пошел на кухню. Не глядя на старшего лейтенанта, налил полстакана спирта, на этот раз разбавил его водой, опрокинул в себя, согнувшись пополам на стуле, ожидая, пока спиртное прочно закрепится в организме. Закрепилось. Облегченно вздохнув, капитан выпрямился: