А по возвращении Гачай услышал о мертвецах, что восстали из небытия и убивают живых. Сам он с ними не столкнулся, и за это уже вознес несколько молитв Солнцу с благодарностью. Жрец не хотел переступать порог и очернять свою душу, по крайней мере, без приказа пророка.

Перепуганная бриттка, следившая за порядком в сольхусе и его комнате, перво-наперво выпалила, что несколько раз приходили от конунга и спрашивали Гачая. Зачем-то Харальду понадобился жрец. Уж не ради ли драугров? Хочет узнать, что говорит Набианор о восставших мертвецах? Да вот беда, Набианор не говорил о них. Из пустыни и живому сложно вернуться, не то, что мертвому. Зато он много рассуждал о том, какие кары опустятся на народы, что отвергают свет и поклоняются тьме. Можно будет сказать, что драугры — это наказание. Бриттов за неверие обратили в рабов, на нордов нападают их же мертвецы.

Харальд поверит. Не зря же Гачай направил на него отблеск величия Набианора.

Скоро жрец соберет еще один отблеск и сможет обратить в истинную веру еще одного человека. Прежде он думал о жене Харальда. Женщины хоть и кажутся слабыми, зачастую решают многое. Их тихие голоса днем почти не слышны за речами соратников и звоном мечей, зато в ночной тиши звучат оглушающе. Если конунгова жена потянет за собой других женщин, а те начнут нашептывать своим мужьям слова об истинном боге, то вскоре Сторборг отринет старую веру.

Впрочем, если бы Набианор желал именно этого, то направил бы сюда побольше лучей-проповедников.

Гачай задумался, стоит ли сразу пойти к варварскому конунгу или сначала исполнить долг перед пророком. Вспомнил грубость и неотесанность Харальда, его громкий голос, раскатистый смех и нелепые шутки, содрогнулся и решил отложить встречу.

Писать пророку равноценно встрече с ним.

И в том, и в другом случае ты должен привести свой внешний вид в порядок, очистить помыслы, смыть раздражение, злость, усталость и другие чувства, оставив лишь благоговение и тихий восторг. Перед глазами его тонкое одухотворенное лицо, всепонимающий взор, проникновенный голос обволакивает тончайшей газовой вуалью, и бесконечное тепло струится по телу, одаряя лаской и любовью.

Гачай видел пророка всего два раза в жизни, и до сих пор считал эти встречи величайшим счастьем. Он даже немного завидовал тем, кто удостоен чести лицезреть Набианора каждый день, но понимал, что эти люди прошли длинный путь вместе с владыкой. Ведь Набианор родился не во дворцах и не в мраморных палатах.

Жрец встряхнулся, переоделся из пыльных дорожных одежд в чистое, умыл лицо и руки, разложил письменные принадлежности на столе и начал писать.

«О пророк света, светоч благословенных земель Ардуанор!

Кланяется тебе до земли сто раз проповедник Гачай из далекой северной страны Бриттланд. Не стану утруждать взор пророка извинениями за скорбный слог и грубую речь. Знаю, что ты выбрал меня не за сладкоречивые выражения и витиеватые строки. Каждое утро я благодарю бога за дар легко перенимать чужую речь, ведь именно так я могу еще лучше послужить тебе.

Последние месяцы я посвятил изучению самого северного народа по прозванию «малахи». Подробное описание их обычаев и языка я прикладываю к этому письму, чтобы мудрецы изучили их. Тебе же, о великий пророк, я спешу сообщить, что «малахи» не стоят ни единой твоей мысли. Их рода малочисленны. Если считать только тех, кто ступил на небесный путь, они едва сравняются с количеством Солнцезарных в одном лишь городе. Перешедших за второй порог там единицы, а за третий — и вовсе нет.

Если пророк света пожелает расширить веру на север, то этот год кажется мне наиболее удачным. Уже улеглись страхи после восстания безрунных, шаги по небесному пути тут ценятся выше боевого опыта, а еще случилась новая напасть: по неизвестной причине мертвые встают, ходят и нападают на живых. Испуганные люди склонны забывать о старых привычках, их гнев легко обратить на ложных богов, которые отвернулись от них, и легко привлечь их сердца к новому богу.

Если напасть продолжится, то Солнцезарные защитят их, и бог Солнце наконец разольет свет и над этой несчастной землей.

Если же мертвые перестанут подниматься, всё равно многие воины падут от их рук или не удержатся на втором пороге и падут во тьму. И Солнцезарные быстро захватят земли.

Я дерзну напомнить, что в диком Бриттланде почти нет дорог, а те, что есть, почти всегда покрыты грязью из-за постоянных дождей. Селения разбросаны как попало, и их жители чаще перемещаются по рекам, чем на повозках или лошадях. А между селениями огромные лесные чащи, непроходимые для коней. Потому быстрый наскок здесь не получится.

Уверен, что мои неуклюжие советы не пригодятся пророку света, ведь мой слабый ум не сравнится со знаниями досточтимого Набианора, что охватили и небеса, и поднебесные пространства. Я лишь облегчаю свои сны, перекладывая сомнения на бумагу.

Ожидаю дальнейших указаний.

Твой ученик в свете, проповедник Гачай».

Теперь нужно передать письмо торговцу и подождать. Всего через два месяца оно попадет во дворец Набианора. И, если на то будет воля пророка, еще через несколько месяцев сарапские корабли войдут в реку Ум, и переливчатые напевы сарапской речи наполнят улицы Сторборга.

Я растянулся на лавке возле стола. Пока остальные ульверы не вернулись из бани, можно и полежать. Как же хорошо! Бесконечный бег по сырому лесу, драугры, стылые воды Ум, овражек неподалеку от рунного дома — всё это казалось таким далеким, будто случилось не только что, а, по меньшей мере, в начале зимы.

Жена Ульвида, хоть и смотрела на нас с недовольством, но истопила баню, накрыла на стол, выдала чистую Ульвидову одежду на замену и согласилась постирать наши тряпки. Как она только справлялась без рабов? Из-за убеждений мужа ей приходилось тяжко.

Впрочем, это только я да Видарссон, как раненые, валялись без дела, а так-то ульверы тоже потрудились: Сварт натаскал воды, Энок наколол дров, Вепрь нажарил мяса, купленного Плосконосым.

Альрик с Тулле ополоснулись первыми и ушли обратно к конунгу. Если прежде мы сообщали о драуграх, как о далекой угрозе, то теперь все изменилось. Сторборг почти что попал в осаду, только еще не знал об этом.

И это было самым странным!

Я сыто отрыгнул пивной дух, потянулся за лепешкой, скривился, почувствовав резь в перетянутом боку.

Понемногу ульверы возвращались с помывки красные, распаренные, внося за собой резкие, но приятные запахи дыма, дубовых листьев и прохлады. И дом наполнился голосами, шутками и смехом. Да, к городу подступают орды драугров. Но мы вместе! Хоть пока и не весь хирд собрался. Нет Бьярне и Облауда. Пока ничего не слышно о Стейне и Аднтрудюре, наверное, засели в доме бывшей зазнобы Стейна. И, конечно, Булочка, Простодушный и единственный бритт в хирде — Леофсун Рысь. Альрик предположил, что они укрылись в доме Ледмара или Херлифа. Хотя как папаша Херлифа примет рунного бритта, я даже представить не мог.