Спешить мы не стали. Увидели, как еще один корабль идет к этому берегу. С него сошло человек тридцать, но вряд ли это полноценный хирд. Да, там были опытные вояки, но в большинстве смотрелись так, словно не привыкли к оружию. Конечно, каждый норд знает, с какой стороны браться за меч или топор, каждый хоть раз да проливал кровь, к тому же я не видел никого ниже восьмой руны. Вот только если получать силу в потешном бою с ослабленной и израненной тварью, если не носить топорик днем и ночью на поясе, не тренироваться с собратьями, то толку от рун будет немного. Наш Эгиль, который застрял на четвертой руне, выглядел более опытным, чем эти горе-вояки.

— Северные? — не поздоровавшись, спросил длинноусый хускарл.

Альрик кивнул.

— Возьмешь к себе десяток городских? Приглядишь, чтоб не порезались о свои же мечи.

— Возьму.

Длинноусый быстро отделил несколько человек.

— Мы покрепче будем — вглубь пойдем. Коли что, зовите.

Сейчас ульверов тут было всего-то одиннадцать человек да Гисмунд, поэтому Альрик сделал просто: приставил к каждому хирдману одного городского, только Тулле остался без обузы. Мне всучили хускарла с густой рыжей бородой. У него были такие широкие плечи и мощные ручищи, что выглядел он не таким уж и высоким, но когда подошел ближе, оказался настоящим великаном. Почти как Мачта. Куртка из толстой едва обработанной кожи, меховые наручи, простенький шлем и увесистый молот.

— Гуннар Ольфссон, кузнец, — пробасил он.

— Кай Эрлингссон, ульвер, — пискнул я.

Запищал я не из-за его грозного вида. Когда Ольфссон открыл рот, я заметил пару зубов, сделанных из золота!

Вот это да! Как же здорово придумано: носить золото не только в виде цепей и колец, но еще и во рту. Тоже так хочу! Хотя сейчас у меня и серебра-то чуть.

— Значит, это ты, что ли, опытный хирдман?

По сравнению с кузнецом я выглядел мальчишкой, едва достигшим возраста для первой жертвы. И еще волосы никак не росли на подбородке. Я завистливо поглядел на густую блестящую бороду Гуннара.

И почему Альрик подсунул мне этого бугая? Среди довеска были и молодые парни, едва вышедшие из рунного дома.

— Я. Иди за мной. Будем с того краю, — буркнул я недовольно.

— Вот что, малый, — продолжал басить Гуннар за моей спиной. Басил, но шел. — Указывать мне ты еще не дорос, у меня сын чуть младше тебя. Так что не лезь под руку, и столкуемся. А рука у меня тяжелая, к молоту привычная.

Он еще не договорил, как я развернулся, выдернул топорик из-за пояса и замахнулся, остановив лезвие у его шеи.

— Тяжелая рука, говоришь? К молоту привычна, говоришь? — прорычал я. — Зато у меня быстрая! И привычна обрубать носы!

Гуннар скосил глаза на топор, попятился и примиряюще заворчал:

— Да ты чего, парень? Я ж не со зла говорил. Замах у меня широкий, вот я и того…

— Того… Если б ты был воин, то не трещал попусту, а врезал бы мне, и спору конец. — Я убрал топор обратно. — Ты большой и сильный, это верно. Но ты привык медленно стучать по железке, а она сдачи не даст. Драугры же бывают по-твариному быстры и прыгучи. Так что ты будешь идти за мной и делать, что я говорю!

Я зло сплюнул и снова пошел. Кузнец — за мной.

— А ты что, видел, что ли, этих драугров? Я только слухи слышал, мол, это скелеты ходячие, зубами стучат, костями звенят, кровь пьют.

— Кровь… Зачем костям кровь? Я с ними сражался. И там не только кости, но и мясо. Некоторые в железе и с оружием. У тех, кто выше пятой руны, даже дары сохранились, и драугры ими пользуются. Так что считай, что бьешься с живыми, только болтать с ними без толку.

— Вона чего! Может, надо было меч прихватить? Да я к молоту привык…

Быстро же с Гуннара сошла спесь! Придумал тоже: «под руку не лезь!». Может, не так уж и не прав был Альрик, когда дал мне кузнеца. Медленный и сильный, он может сдерживать драугров, а я буду их по затылку топором рубить.

— Молот — хорошая штука. Только тяжелая больно. Но против некоторых мертвецов лучше оружия и не подберешь.

Мы с Гуннаром углубились в обсуждение разных видов оружия. Он говорил как кузнец, я — как воин. Разве что дергался он многовато: от треска ветки под ногами, от крика переполошенной сороки, от ругани споткнувшегося Вепря. Сам того не замечая, Гуннар держал молот в полусогнутой руке, не давал мышцам передохнуть. Нет, он, конечно, восьмирунный и привык махать кувалдой день-деньской, но зачем перегружать себя? Еще успеет устать.

— Драугр, — донеслось слева, от соседнего хирда.

— Помочь? — откликнулся я.

— Не, тут один, слабенький.

Гуннар напрягся еще сильнее, втянул голову в плечи так, что казалось, борода растет у него прямо на груди.

Я посмотрел на напарников у остальных ульверов. Мы еще даже не вошли в лес, так, скорее, в рощицу с порознь стоящими деревьями да тонкопрутным кустарником, едва начинающим зеленеть, и пространство вокруг просматривалось на десятки шагов. Но городские вели себя так, словно мы уже в глухой чаще и окружены мертвецами. Они горбились, спотыкались о невидимые кочки, хватались за оружие или не убирали его вовсе, оглядывались. Некоторые молчали, сжав губы и нахмурив брови, другие, напротив, не умолкали, заваливая ульверов вопросами.

Мда, и это норды…

Вскоре и я заметил мертвеца. На нем даже кольчуги не было, лишь полуистлевшая рубаха, вместо меча драугр подобрал ветку, позабыв обломать на ней сучки. И шел он не очень уверенно, словно не знал, куда ему надо.

— Гуннар, — тихо позвал я. Кузнец только что не подпрыгнул на месте. — Вот драугр. Он твой.

Напарник впился глазами в драугра, и хотя враг был без оружия и без доспехов, я заметил, как по лбу Гуннара покатились крупные горошины пота.

— А чего я? У тебя седьмая руна, тебе нужнее.

— Хочу посмотреть, как ты бьешься. Вперед! — и я подтолкнул кузнеца рукой.

Конечно, Гуннар убил драугра. Первым же ударом. Но как он это сделал?

— Нет-нет-нет, так не годится.

— Чего? — глаза кузнеца были слегка шальными.

Я не понимал, чего он так трясется. Он же убивал тварей? Иначе как бы стал восьмирунным. Скорее всего, убивал и людей, если вспомнить про восстание бриттов. Да, прошло почти четыре года, но…

— Ты будто гвозди вколачиваешь. Дай сюда! — и протянул руку за оружием Гуннара.

Кузнец немного расслабился и с легкой улыбкой отдал мне молот. Улыбка исчезла, когда я спокойно удержал железяку. Думал, что не справлюсь с тяжестью? Молот старика Вемунда был потяжелее.

— Смотри. Ты поднял молот над головой. Вот так. Потом задумался, будто примеряешься, куда лучше ударить. Видать, привык на своей кузне, чтоб заготовку не попортить. И лишь потом ударил. Тут не кузня. Чем больше испортишь, тем лучше. Бей сразу, наотмашь. У тебя же молот! Попадешь ли в шлем, в щит или в грудину — драугру мало не покажется.