Елена Павловна посмотрела на него с одобрением. Молодец, выгораживает мать.

— И поверьте, я десять лет в глаза не видел эту Стэллу. Я даже вообразить не могу, на что они рассчитывали… Я чуть с ума не сошел от волнения. Что только не передумал…

— Игнат, скажите только одно, вы действительно любите Леру?

Он посмотрел ей в глаза и ответил только:

— Да.

— И вас не смущает тот факт, что у нее дети?

— Нисколько.

— Вы мне нравитесь, Игнат.

— Елена Павловна, я понимаю, это прозвучит глупо, особенно учитывая сложившуюся ситуацию, но… У Лерки ведь никого нет, поэтому я у вас прошу ее руки!

— Что? — рассмеялась Елена Павловна.

— Ну, а у кого же еще просить?

— У нее самой, Игнат. Ну, может, у детей… — Она помедлила и вдруг сказала: — Что касается меня, то я вас благословляю. Хоть вам и будет нелегко.

— Я знаю. Но я не легкости ищу… Я просто вне своей работы не могу существовать без этой женщины. Я задыхаюсь без нее. Как вы думаете, она… простит меня?

— А вас есть за что прощать?

— Вероятно, есть, но не в этой истории. Вы собирались встретиться с Лерой где-то в городе?

— Да.

— Возьмите меня с собой. Как я понял, она там с Катей? Вот и познакомлюсь…

— Нет, Игнат, лучше сначала попробуйте завоевать Гришку. Это будет правильнее. Катя сама мне сказала, что не будет против, если мама выйдет замуж. У нее очень сложные отношения с моим сыном. Ну, вы в курсе, наверное… А вот Гришка как огня боится Лериного замужества.

— Почему?

— Потому что ему все кажется, что он не родной сын, и следовательно… Словом, он боится. Но, я думаю, вы сумеете его обаять, но лучше это сделать безотносительно…

— Понял. Вы мудрая женщина. Как там кричал Высоцкий: «Пустите меня к нему, я хочу видеть этого человека!»

— О! Я видела этот спектакль! Незабываемо! Одну минутку, я позвоню мужу, узнаю, досмотрели ли они кино! Алло, Франсик, вы уже досмотрели эту муть? Да?

Игнат страшно волновался, почти как перед премьерой своего первого фильма. Он постучал в дверь.

— Войдите! — раздался мальчишеский голос.

— Привет, Гриша!

— Привет! Вы кто?

— Привет, меня зовут Игнат, я нашей встрече очень рад!

Гришка расплылся в улыбке. Этот дядька сразу ему понравился.

— А я Гриша, инвалид, у меня живот болит!

Игнат рассмеялся, подошел и протянул Гришке руку.

— Будем знакомы. Но какой же ты инвалид? Подумаешь, аппендицит! Я вот классе в пятом, что ли, притворился, что у меня болит живот, чтобы не писать одну контрольную, и так заигрался, что мне здоровый аппендикс вырезали!

— Сами? Притворились?

— Ну да, вот такой был дурак.

— Нет, это врачи были дураки, не разобрались, что вы этот… как его… спекулянт.

— Ты хотел сказать, симулянт?

— Да, точно!

— Знаешь, а я с этой точки зрения никогда об этом не думал… Интересная точка зрения, между прочим, ты молодец!

— А вы помните, как вас резали?

— Нет, ну что ты, мне же наркоз дали…

— А перед тем, вам страшно было?

— Ага. Ужас как страшно, но не мог же я сказать врачам, что симулирую… Сам понимаешь.

— У вас сила воли?

— Ну, типа того…

— А мама не разрешает так говорить.

— Как?

— Типа того.

— А! И права мама, это черт знает что, говорить «типа того».

— А вы мою маму знаете?

— Знаю.

— Она правда клевая?

— Чистая правда! Гриш, а вот скажи, твоя мама ведь киношница?

— Да, она сценарии пишет.

— А ты был когда-нибудь на съемках?

— Нет. Мама сама там редко бывает, она всегда говорит «сценарист в нашем деле последний человек». А тетя Соня говорит, что самый последний человек, это автор книжки, по которой кино снимают. А вы тоже в кино работаете?

— Да. А ты хотел бы попасть на съемки?

— Вы можете это устроить?

— Как два пальца… Тьфу, запросто!

— А я знаю, что вы хотели сказать! — хитро улыбнулся Гришка. — Но при детях так говорить не положено, да?

— Надо же, все ты понимаешь, брат Григорий!

— А вы в кино кто?

— Я — оператор! Практически второе лицо после режиссера и могу взять тебя на любые съемки.

— Здорово! А вы не обманете?

— Зуб даю! Ой, так тоже при детях нельзя, — и он состроил такую уморительную гримасу, что Гришка покатился со смеху.

— Ой, больно! Мне нельзя так смеяться.

— Все, я теперь буду исключительно серьезен!

— А сможете?

— Приложу все усилия.

И он ласково улыбнулся мальчику. Гришка был покорен. Никогда ему ни один знакомый дядька, кроме дедушки Франсуа, так не нравился.

— Дядя Игнат…

— Какой еще дядя! Просто Игнат и можно на ты… Я ж еще не очень старый.

— А почему у тебя щеки двух цветов?

— Бороду вчера только сбрил, вот не успел еще загореть. Но загорю за три дня.

— А зачем ты бороду носишь?

— Бриться лень!

— А почему тогда побрился?

— Надо было.

— А ты вообще откуда тут взялся?

— Ну, я долго был на Алтае, а сегодня прилетел из Москвы. А знаешь, на Алтае со мной произошла одна история… Мы с товарищами в лесу лосенка нашли, раненого.

— Ой!

— На него, по-видимому, кто-то напал, то ли мать застрелили, а он один остался, а защитить было некому, то ли еще что, но короче, у него нога была сломана и на боку рана…

— Огнестрел?

— Нет, рваная рана, он уже еле дышал…

— И что вы сделали?

— Положили его на кусок брезента, дотащили до машины и отвезли к ветеринару.

— А он тяжелый был?

— Тяжелый! Мы, два здоровых мужика, его еле доперли.

— Его вылечили?

— Да! Рана оказалась не очень глубокая, а ногу ему в гипс…

— А у них разве ноги, а не лапы?

— А хрен его знает… Ой!

— При детях так тоже нельзя! — рассмеялся Гришка.

— Знаю. Но мы же между собой, правда! А что касается ног или лап… Нет, все-таки ноги. Про лошадей же не говорят лапы, ну и лоси недалеко ушли от лошадей… Точно, ноги!