Что-то я не понимаю… Не складывается у меня в голове какая-то картинка…

На стоянку мы приходим уже ближе к ночи. По дороге молчим, вступать в разговоры как-то неохота.

Старшина не спит, ждет нашего возвращения.

– Ну? – указывает он место напротив себя Кружанкову. – Что разглядел?

Тот, не торопясь и обстоятельно, описывает все увиденное. Чертыхается, вспоминая броневик.

Впрочем, помимо этого, ничего нового для себя старшина не услышал. Он кивает и поворачивается ко мне.

– Красовский?

Ого, даже так? По фамилии? По имени, стало быть, уже не зовем…

– Охрана усилена. По результатам моих наблюдений – до шестидесяти человек, это по самому скромному подсчету. Я проследил свободную смену до кухни и мог их сосчитать. А еще у ворот оставалось около тридцати человек, помимо стоящих на постах.

– Николай? – бросает взгляд на Кружанкова Корчной.

– Ну… да. Где-то так и есть. Но я думаю – меньше их!

– А посчитать? – язвительно спрашиваю я.

– Это ты там лежал! С нашей позиции их так хорошо не было видно.

– В чем вопрос? В следующий раз иди туда сам.

– Так! Отставить базар! – приподнимается с места командир. – Что еще?

Рассказываю ему о своих сомнениях относительно присутствия броневика.

Старшина пожимает плечами:

– Боятся они нас. И лесу не верят.

– А почему еще одну огневую точку не выкопали? Проще было бы! И быстрее.

– Не доперли, стало быть.

– Что – все сразу вдруг настолько отупели?

– Чего ты хочешь? Думаешь чего – так и говори!

– Не понимаю я их! И оттого – опасаюсь подлянки какой-то!

– Ну раз не понимаешь… – разводит руками командир. – Что я тебе скажу? Явных подозрений у тебя нет. А сомнения…

Молчу. Никак не могу объяснить того, что чувствую. А чувствую – большую задницу, в которую мы все можем благополучно попасть. Но как объяснить это командиру?

– В общем, так! – подводит итог старшина. – За лагерем смотрим! Ждем, когда уедет броневик. Да и охрану скоро усиленную снимут: мало у них людей. После этого будем готовить нападение. Ужинайте – и спать. Завтра, Николай, новую группу поведешь. Симонова возьми, Красовского оставляем пока здесь…

И как прикажете это понимать? Не ко двору пришелся? То есть пока оружие таскал да жратву – на месте был. А как высказал сомнение в правильности командирского решения – так все, чужой? И форма эта…

С утра провожаем разведку и занимаемся делами по лагерю. Командир озадачивает меня проверкой немецких винтовок и объяснением всем прочим бойцам тонкостей и особенностей их устройства. Намекаю ему на то, что неплохо бы опустошить еще дальний тайник – нам оружие понадобится уже скоро, а там и патронов побольше, да и гранаты еще есть.

– А что, никто другой его не найдет?

– Может попробовать. Найти, наверное, найдет. Да, скорее всего, там и останется.

– Это почему?

– Да заминировал я тайник. Впрочем, ежели он такой сапер, то пусть идет…

Старшина чешет в затылке. С одной стороны, оружие нужно, особенно гранаты. А с другой – он явно не хочет отпускать меня одного.

– Подумаем. Пока вон винтовками занимайся.

Молча сажусь разбирать оружие. Попутно еще раз проверяю свою винтовку – она любит чистоту. Может, это и не так критично, но одной осечки мне вполне хватило. Подходит кто-то из бойцов: у него проблема с разборкой карабина. Объясняю, помогаю разобрать и собрать.

Так проходит около часа.

– Красовский! К командиру!

На этот раз старшина немногословен.

– Как много времени тебе надо?

– Как пойдет. К вечеру вернусь. Это если немцев на дороге не встречу, – тогда придется прятаться в лесу.

– Хорошо. Езжай.

А вот пайка мне в дорогу не дали…

Ладно, авось с голоду не помру.

Никто не провожает меня к дороге – симптом? Или все настолько заняты? Интересно знать чем?

Несмотря на долгое стояние под елкой, «Цюндап» заводится с пол-оборота. Да уж, умеют немцы делать технику…

Дорога, к моему удовольствию, подсохла, и жидкая грязь больше не обдает фонтанами из-под переднего колеса. Зато и заляпанный грязью номер смотрится сейчас не слишком достоверно. Но надеюсь, на ходу никто не станет обращать на это внимания, а постов на дороге быть не должно. Выгляжу я в принципе почти нормально, если не обращать внимания на некоторую потрепанность формы.

Ясное дело, что старшина мне больше не доверяет. Попереть на фиг или обвинить в чем-то – нет оснований. Да и бойцы его не поймут. Но вот отстранить от самостоятельных действий – это можно. Здесь никто никаких вопросов задавать не станет.

Хреново…

Стало быть, моя надежда на то, что при встрече со своими старшина отрекомендует меня лучшим образом, рассыпалась в прах. С его же подачи особисты меня первого трясти станут. И что теперь делать? Уходить? Куда?

Лес большой…

А старшина, как только они выйдут к своим, тотчас же и доложит про странного бойца. Который к тому же еще и сбежал, будучи направлен на задание. Мне-то в принципе тогда это будет пофиг. Но вот памяти прадеда он нагадит основательно.

Выйдут к своим?

Ага, щаз!

Я аж притормозил.

Собаки!

Вот что меня больше всего дергало!

Лагерь – без собак!

Не бывает…

Хоть одну шавку, но должны были завести – немцы не лохи.

А их нет.

Вот почему стоит напротив ворот броневик. Добавочная мера устрашения. Дабы никто не рыпался ночью. Он наверняка подсвечивает колючку в темное время своими фарами: ведь стационарного освещения в лагере нет!

Да и зачем?

Раньше собак хватало.

А где они?

Где-то рядом…

Почему?

А чтобы не спугнуть нас раньше времени.

Немцы ведь не знают, кто напал на конвой, да и машину мы грамотно взяли, инсценировав нападение хорошо подготовленных солдат.

И что теперь думает главный фриц?

То, что к ним в тыл заброшена группа неслабых спецов. Напали на офицера, потом отбили пленных – зачем?

Да за тем, чтобы освободить остальных пленных, выяснив от офицера и освобожденных необходимые подробности! И устроить тут фрицам маленький Содом и Гоморру. А раз так – у них есть для этого оружие и продовольствие. Или вскрыли какой-то тайничок, или… да мало ли способов?