Грохочет пулемет Рогова, поливая пулями покинутые нами окопы.

А оттуда уже бежит Крапивин. Как-то боком, он уже без трофея, тащит свой пулемет.

– Огонь! Патронов не жалеть – с собой не унесем!

Ребята стараются изо всех сил, слышу хлопки их винтовок.

Ага!

«Максим» затараторил!

Это наши!

Прикрывают нас огнем!

Ну, теперь-то заживем, мы уже не одни!

– Крапивин! Слава! Давай…

И вылетевшая откуда-то из окутанных пылью немецких окопов строчка трассирующих пуль перечеркивает его пополам…

Вечером того же дня. Штаб батальона

– Ты пей, сержант! – пододвигает мне кружку капитан Нечаев. – Сам знаешь, чай не пьешь – откуда сила?

– Чай попил – совсем ослаб!

– То-то! – поднимает палец вверх комбат. – Знаешь ведь, чего ж не пьешь?

– Устал я…

– Понимаю… Звонили из штадива, вас уже там ждут. Никонов так все в своем донесении порасписал – закачаешься! Прямо тебе – прорыв Первой Конной! Молодцы вы! А бойца твоего мы похороним, не сомневайся, все честь по чести, как положено сделаем! За сведения о танках – отдельное спасибо! Уже от меня! На, держи! – И Нечаев протягивает мне сверток.

Разворачиваю.

Темно-коричневая кобура, матово-темный металл ствола…

– Парабеллум немецкий! Смотри, какой ствол длинный! Как у маузера почти! Подарок – носи!

– Так…

– Не тушуйся! Комполка правильный мужик, отметим в приказе, все правильно проведем! И в дивизию передадим. Комар носа не подточит!

– Спасибо, товарищ капитан! – встаю и убираю подарок в вещмешок. – Пора уже нам…

– Кто ж спорит-то? Но шарик круглый – свидимся! – И он протягивает мне руку.

Хрипит на столике радиостанция, и неожиданно ясный голос заполняет комнату.

– От Советского информбюро! – Голос Левитана слышен совершенно отчетливо, словно он вещает из соседнего помещения.

Вечернее сообщение

В течение 13 октября на фронтах никаких изменений не произошло.

В районе Сталинграда наши войска вернули оставленные накануне позиции в одном из кварталов города. Ha других участках происходила артиллерийская и минометная перестрелка. Огнем нашей артиллерии уничтожено 3 немецких танка, 3 артиллерийские и 16 минометных батарей противника, разрушено 10 дзотов и истреблено до роты немецкой пехоты.

Северо-западнее Сталинграда наши войска продолжали оборонять прежние рубежи и на отдельных участках вели разведку. Гвардейцы Н-ской части атаковали передний край обороны противника, несколько потеснили немцев и уничтожили противотанковое орудие, 16 пулеметов, минометную батарею и 8 автомашин с военным грузом. Группа разведчиков во главе с заместителем командира роты по политической части тов. Куликом обнаружила на одной высоте хорошо замаскированные дзоты противника. Двое смельчаков незаметно пробрались к одному из дзотов и забросали его гранатами. Находившиеся там румыны в панике стали выбегать из укреплений. Наши разведчики открыли огонь и истребили 20 вражеских солдат…

Уже отзвучала сводка, и наша маленькая колонна топает в тыл.

А в моей голове все еще гудят эхом слова: «В течение 13 октября на фронтах никаких изменений не произошло…»

Ничего не произошло?

Наш отчаянный бой, полубезумный прорыв – это ничего? Подорванные на минах танки – их что, не было вовсе?

Убитый немецкий ротный и перепаханные артогнем позиции его роты – это тоже ничего особенного собой не представляет?

По-видимому, с точки зрения командования, это именно так и есть…

И что?

Медали не досталось очередной – мировая трагедия? От горя помрем, жалуясь на вселенскую несправедливость?

И что теперь делать такому несчастному?

Опустить руки и понуро плыть по течению?

Вот уж хрен!

Не дождетесь!

Кто?

Да все вы!

Все, кто хочет видеть мою страну лежащей в развалинах, мечтает увидеть ее стоящей на коленях, – да хрен вам всем! Не вы первые – не вы и последние… кого тут в гроб кладут.

Маленький отряд уходил все дальше. Темнело, и первые звезды уже зажглись в небе, словно рисуя сказочный тоннель, по которому неторопливо шагали уставшие бойцы. Их путь еще не окончен…

«В течение 13 октября на фронтах никаких изменений не произошло…»