– Алла Гурьевна, вы же знаете моих злейших врагов, – пожал плечами Мономах. – Тактаров не способен на убийство – у него кишка тонка, да и не преступник он по натуре!

– Он вор, – возразила Алла. – Только благодаря тому, что у вашего бывшего главврача Муратова есть «волосатая лапа» в высших сферах власти, им обоим удалось отмазаться от тюремного срока, а Тактарову даже остаться на своем месте. Хотя, пожалуй, я склонна с вами согласиться: у этих двоих на вас зуб, но они вряд ли пошли бы на убийство. В какой-то момент я предположила, что Муратов мог кого-то нанять, но потом отказалась от этой идеи: все-таки для убийства необходимо иметь более веские причины! А еще нужно ничего не бояться, даже душегубства. И я повторяю свой вопрос, Владимир Всеволодович: вы можете назвать человека или людей, которых я описываю?

– Нет. Честное слово, нет! Я никогда не имел дело с преступным миром. Давал показания в суде – вы сами об этом знаете, – однако приговор основывался не только на моем свидетельстве, поэтому логичнее было бы, уж простите, пытаться отомстить вам, а не мне!

Алла и сама понимала, что он прав, но не могла отделаться от мысли, что она что-то упускает. Что-то важное, способное пролить свет на это странное дело!

В ее визите к Мономаху был один положительный момент – ниточка в виде эсэмэски. Ее нельзя назвать в прямом смысле угрозой – скорее, это обвинение. Мог ли убийца ее отправить, или это сделал тот, кто считает убийцей Мономаха?

Телефон зазвонил, когда она надевала в гардеробе плащ.

– Алла, ты сейчас где? – раздался в трубке странно напряженный голос Деда.

– Еду в офис. Что-то случилось, Андрон Петрович?

– Случилось. Случилось то, чего и следовало ожидать: на Ингу Цибулис совершено покушение!

– Что?!

– Срочно дуй к ней в больницу.

– Все настолько серьезно?

– Не знаю, серьезно или нет, но она в больнице – вернее, в этом своем медицинском центре. Узнай, что там да как!

* * *

Тетка погибшей медсестры Мутко, Антонина Геннадьевна Шелковникова, сразу не понравилась Дамиру: казалось, она больше озабочена тем, чтобы навести чистоту в маленькой квартирке племянницы, нежели трагедией, которая с ней произошла. Она встретила опера в старом спортивном костюме с закатанными штанинами, открывающими мощные икры, и со шваброй наперевес, причем явно не обрадовалась его появлению.

– Не понимаю, что вам еще нужно! – недовольно проговорила она, когда впустила Ахметова внутрь и проводила в единственную комнату. – Меня уже допрашивали – я ничего не знаю!

– Дело вашей племянницы передано в Следственный Комитет, – терпеливо пояснил опер. – Приготовьтесь к тому, что вас еще не раз попросят дать показания.

– Какие такие показания? – всплеснула руками Шелковникова. – Мы с Ларкой почти не общались: у нее была своя жизнь, она даже не звонила!

Ну да, она не звонила, а тетка, едва узнав о гибели племянницы, тут же оккупировала ее хату и, судя по всему, намерена вступить в наследство. Интересно, есть ли у Мутко другие родичи и знают ли они о ее смерти?

– Значит, вы не в курсе, с кем Лариса общалась, с кем дружила, с кем ссорилась?

Тетка пожала мощными плечами.

– Откуда мне знать? Она в больнице работала – там, наверное, все ее друзья и подруги. Говорю же, она передо мной о своем житье-бытье не отчитывалась. Как мать ее, золовка моя, померла, мы связь потеряли. Ларка мечтала удачно выйти замуж и не работать – ума не приложу, зачем она в медицинский колледж пошла, ведь работа медсестры такая тяжелая, а Лариса трудиться не любила! Вон, во что квартиру превратила: как будто не женщина молодая тут жила, а мужик холостой! Да вы не оглядывайтесь, я уже прибралась – целую гору мусора вынесла! – добавила она, заметив, что опер шарит взглядом по комнате в попытке обнаружить грязь.

Ахметов покидал квартиру Мутко неудовлетворенным. Узнать ему ничего не удалось, а возвращаться к Сурковой с пустыми руками не хотелось. Он нажал на кнопку лифта и стоял в ожидании, как вдруг соседняя с Мутко дверь приоткрылась и тихий голос спросил:

– Вы правда из Следственного Комитета?

– Да, – ответил он, оборачиваясь. В проем просунулось круглое, широкое лицо с чуть раскосыми глазами. Лицо принадлежало девушке лет двадцати пяти. – Вы что-то хотели?

Девушка замялась.

– Я… я мусор выносила, – сказала, наконец, она. – Я слышала, как вы с теткой Ларискиной разговаривали… Меня Айна зовут.

– Очень приятно, Айна, – улыбнулся Дамир, пытаясь придать голосу мягкости, дабы не спугнуть возможную свидетельницу. Соседка Мутко? Может, в отличие от тетки, которая не была близка с племянницей, эта девушка что-то знает?

– А ее правда… Ларису правда убили?

– Правда. Мы пытаемся найти того, кто это сделал.

– Заходите! – Айна распахнула дверь и впустила Дамира в крохотную прихожую. Под вешалкой он обнаружил несколько пар домашних тапочек.

– Мы снимаем эту квартиру, – пояснила Айна. – Я и еще три девочки. Они сейчас на рынке – мы все там работаем, а я на хозяйстве.

– Понятно, – кивнул опер.

– Вы на кухню проходите, – пригласила девушка. – Я обед готовлю.

Из кухни и в самом деле доносились аппетитные запахи тушеного мяса и овощей, и у Дамира засосало под ложечкой: он с утра ничего не ел, а время перевалило за четыре часа.

– Хотите чего-нибудь? – поинтересовалась Айна. – У меня манты…

– Спасибо, я не голоден, – мужественно соврал Ахметов. – Давайте вернемся к Ларисе: у вас, я так понимаю, есть что рассказать? Ее тетя, как выяснилось, не в курсе жизни племянницы!

– Ох, эта ее тетка… такая противная! – выпалила девушка. – Ввалилась в квартиру в тот же день, когда погибла Лариска…

– А вы откуда об этом узнали? – перебил Дамир.

– Так из полиции приходили, соседей опрашивали. Меня тогда не было, поэтому с полицейским говорила Гуля, но она почти не знает Ларису… то есть не знала. А тетку я вечером встретила: она явилась с целой кучей багажа, не поздоровалась со мной, только зыркнула злобно, исподлобья, и захлопнула дверь, как будто боялась, что я полезу в квартиру за ней следом!

– Они были не в ладах с племянницей?

– Не то слово! Тетка терпеть не могла мать Ларисы, да и саму Ларису на дух не переносила. А стоило Лариске помереть, как она тут как тут!

– А вы, значит, дружили с ней?

– Не то чтобы дружила… Лариса была не слишком общительной – во всяком случае, с соседями, но иногда и ей хотелось выговориться. Тогда она приходила к нам. Подруг у нее, по-моему, особо не было, а мы с девочками никогда ее не осуждали.

– Осуждали? – переспросил Ахметов. – За что?

– Ну, у нее было своеобразное отношение к жизни… С другой стороны, кому не хочется хорошо устроиться?