Декер кивнул и, поддев вилкой, отправил в рот кусок омлета. Воспоминания о том, как он обнаружил свою убитую семью, наконец перестали его донимать около четырех утра. Он вернулся в номер, прошел сразу в ванную и снял с себя промокшую одежду. Именно тогда Марс и заслышал, как его там тошнит, но он соврал ему, что все в порядке.

«Произойдет ли это снова?»

– Так откуда у Хокинса взялись те царапины на руках?

– Он должен был сознавать, что взятая с его рук ДНК попала под ногти Эбигейл. Но Хокинс никогда не упоминал об этом в качестве оправдания. Никогда не говорил, что кто-то его оцарапал и, возможно, таким образом заполучил его ДНК. Утверждал, что просто поскользнулся и поранился. Даже при том, что имя того человека могло вызвать обоснованные сомнения в умах присяжных.

– Думаешь, он кого-то покрывал?

– Не исключено.

– У тебя есть кто-нибудь на примете?

– Пожалуй, да.

При виде гостей Митци Гардинер даже не скрывала своего недовольства.

– Сейчас выйду, – бросила она из приоткрытых дверей своего престижного дома.

Выглядела она безукоризненно: плиссированная юбка, нейлоновые чулки и туфли-лодочки на низком каблуке. Воротничок белой блузки расстегнут, на шее нитка жемчуга. Поверх блузки темный зауженный жакет. В волосах ни единой встрепанной прядки. Макияж и помада безупречны. В целом можно смело восседать на директорском совете «Форчун 500», причем в президиуме.

– В принципе, мы можем подождать или заехать в другой раз, – сказал Декер, повторно сраженный таким преображением из обглоданной, вечно под дурью наркоманки. – Хотя времени может и не занять, если вы уделите пяток минут.

Она посмотрела на него, а затем на Марса, который в ответ любезно улыбнулся.

Сдвинув брови, Митци Гардинер посмотрела на часы:

– Пять минут, не больше.

Она провела их через дом в заставленную томами библиотеку. Закрыв двери, кивком указала садиться. Гости проворно уселись на тесноватый диванчик.

Митци Гардинер села напротив.

– Ну так что? – спросила она, обводя их холодным взглядом.

– Прежде всего спасибо, что согласились с нами встретиться.

– Пять минут, – напомнила она. – У меня назначена встреча. Ответственная.

Декер прочистил горло. Допрос предстоял деликатный. Не так уж просто при его обычном припирании подозреваемого к стенке рядом умело поставленных вопросов.

– Мы нащупываем кое-какие зацепки. И нам пришло в голову, что вашего отца, фигурально выражаясь, могли подставить.

Гардинер чуть откинулась в кресле.

– Так вы уже на это намекали при прошлом визите. Я тогда сказала, что вы лаете не на то дерево. Если помните.

– Кстати, когда я в тот раз уехал после разговора с вами, меня по дороге в Берлингтон пытались убить.

Это явно произвело на нее впечатление.

– Надеюсь, вы не думаете, что я имею к этому какое-то отношение?

– Да что вы. Я просто хотел, чтобы вы знали, и призываю к осторожности.

– Спасибо за предупреждение. Но я на выезде всегда ношу с собой «зиг-зауэр»[22].

– В самом деле? А что так?

– Потому что я богата, агент Декер. С меня есть что взять. А те, с кого нечего, не прочь на это позариться. Я знаю это лучше, чем кто-либо, потому что сама когда-то была по ту сторону витрины и заглядывала внутрь.

– У вас с этим в прошлом бывали проблемы?

– Не думаю, что это имеет отношение к вашему расследованию. – Она постучала наманикюренным ногтем по циферблату часов. – Ваше время течет неумолимо.

Декер взял быка за рога:

– В том, что произошло тринадцать лет назад, есть существенное расхождение по времени. Это изменило мое понимание дела.

– Что за расхождение? И почему никто не увидел его тогда?

– Вот так, просто упустили из виду. Но время смерти жертв и звонок в полицию очень сильно разнятся. Настолько, что противоречат логике.

– Хорошо, – она опять откинулась на спинку кресла, – поверю вам на слово. Но почему это заставило вас прийти ко мне?

– У вашего отца на руках были царапины. Полиция тогда пришла к выводу, что они вызваны сопротивлением жертвы, когда он ее душил.

– Неужели мы будем снова бередить это сейчас? – раздраженно выдохнула она.

– При задержании ваш отец был одет в рубашку с длинными рукавами и пиджак поверх нее.

– И что?

– Если он несколькими часами ранее напал в этой одежде на Эбигейл, то как она могла расцарапать ему руки так, что ей под кожу попала его ДНК? Ногти никак не могли проникнуть сквозь одежду, Так что и перенос ДНК исключен.

– Я не детектив, поэтому ничего не могу сказать. Может, между тем моментом и задержанием он переоделся.

– Так его же не было дома?

– Откуда мне знать. Я же уже говорила: была не в адеквате.

– В ту ночь шел проливной дождь. Сомневаюсь, что он бы надел рубашку с коротким рукавом.

Гардинер снова посмотрела на часы.

– Хорошо, но при чем здесь это? Его ДНК нашли у нее под ногтями. Это удостоверил суд.

– Что подводит меня к следующему вопросу. Вам не приходит на ум, что кто-то хотел вашего отца подставить? И кто это мог быть?

– Подставить? Каким образом? Через убийство четверых человек, которых он даже и не знал? Подсунув его отпечатки и ДНК на место преступления? Мой отец был не такой уж большой шишкой. Зачем кому-то тратить время, вменяя ему такие вещи?

– Ваши слова воспринимать как «нет»?

Отвечать она не потрудилась.

– Ваш отец сказал, что царапины у него на руках были от падения, а не от ногтей Эбигейл Ричардс.

– Опять-таки, его ДНК нашли у нее под ногтями. Это что, не доказательство?

– Мы также считали, что если б ваш отец был невиновен, он мог бы поднять любое количество защитных механизмов, вовлечь в это дело других людей. Например, сказать, что руки ему поцарапал кто-то другой, а затем использовал ДНК из-под его ногтей для пересадки под ногти несчастной.

Декер слегка отодвинулся. Это был момент истины.

Митци Гардинер хватало проницательности ухватить смысл сказанного.

Но ее ответ удивил.

– После того как отец потерял работу, он начал слоняться по нехорошим местам, агент Декер.

– На процессе это не фигурировало.

– Ну так я вам скажу. Нужда в деньгах была отчаянной. Насколько мне известно, он начал совершать мелкие преступления, но до тех убийств его не ловили. Как я уже говорила, он шел на все, чтобы добыть денег на обезболивающее для моей матери. Так что не исключено, что он побывал в драке и получил таким образом травмы. Говорить он, вероятно, никому не говорил из страха, что это поставят ему в вину или, если он донесет властям, на нем потом отыграются.