– Что вы имеете в виду?

– Все архивы Равенсбрюка были уничтожены, – в голосе Джинетт послышалась тихая злость. – Сожжены прямо перед входом русских войск в лагерь в 1945 году. По многим другим лагерям остались документы, но Равенсбрюк постарались стереть с лица земли. Или сознательно забыть, если хотите.

– И там совсем ничего не осталось? – сердце у Фионы упало.

– Боюсь, что так. Прежде чем покинуть лагерь, нацисты отнесли все документы в крематорий, сложили рядом с телами и подожгли. А когда его заняли советские войска, они даже не попытались сохранить то, что осталось.

– Да уж, – сказала Фиона, глядя на коробки из сарая Сары Лондон. – Намеренно забыты.

– Мое исследование призвано заполнить эти пробелы, – продолжила Джинетт. – Я много лет ищу выживших или письменные свидетельства о них. Но источников у нас крайне мало, и его очень трудно отыскать.

– Трудно отыскать? – переспросила Фиона. – Но про концлагеря пишут в школьных учебниках. Я думала, существует огромное количество таких материалов, либо оставленных самими бывшими узниками, либо написанных с их слов.

– Большинство женщин, переживших Равенсбрюк, отказывались об этом говорить. Они хотели вернуться к обычной жизни и поскорее все забыть. Некоторые из них писали мемуары, но они давно не издаются. Я собрала столько информации, сколько смогла, в частности, ее предоставили те немногие женщины, что согласились со мной встретиться. Но Равенсбрюк – это забытая история. И ваша мертвая девочка тоже. Мне жаль.

– Как это возможно? Как можно было забыть целый концлагерь? – спросила Фиона.

Джинетт Харрисон вздохнула:

– Во-первых, это был лагерь для женщин. Когда закончилась Вторая мировая и началась холодная война, он оказался по ту сторону «железного занавеса». Западные ученые несколько десятилетий не имели к нему доступа. Исследователи, писатели, выжившие – все оказались разделены. Когда холодная война закончилась, многие бывшие узницы уже скончались. О Равенсбрюке писали лишь некоторые исследователи, которые надеялись восстановить его историю. Я одна из них.

Фиона откинулась на спинку дивана и запустила руку в волосы. Она так устала.

– То есть нет никаких шансов найти записи о Соне Галлипо, которая была в Равенсбрюке с матерью?

– Мне жаль, но почти никаких, – ответила Джинетт. – Малкольм назвал мне имя Эмили Галлипо, но в моих документах оно не упоминается. В Равенсбрюке погибли десятки тысяч женщин – их травили в газовых камерах, заставляли работать до смерти, пытали, казнили или просто морили голодом. Когда архивы сожгли, большинство этих женщин лишились имен.

Фиона смотрела на темный потолок, глаза у нее горели. Невероятно, что десять тысяч человек могли выпасть из истории, не оставив и следа.

– Все они были еврейки? – спросила она.

– На самом деле лишь немногие, – ответила Джинетт. – Пленницы из оккупированных стран, коммунистки, участницы Сопротивления, цыганки, захваченные шпионки. Некоторые узницы были из тех, кого нацисты называли «асоциальными элементами».

– Асоциальными?

– Проститутки, нищенки, алкоголички и наркоманки, женщины с психическими заболеваниями. Женщины, которых нацистский режим отказывался содержать, считая их порочными.

– Господи Иисусе, какой ужас, – сказала Фиона.

– Теперь вы понимаете, почему лишь немногие выжившие оставили после себя какие-то записи, – сказала Джинетт. – Некоторые женщины в Равенсбрюке были высокообразованными, но большинство нет. У многих просто не хватило душевных сил вспоминать то время.

– А некоторые были совсем детьми.

– Да, – согласилась Джинетт. – Некоторые были детьми.

Фиона задумалась, по-прежнему глядя в потолок. Эта история была такой невероятной и ужасной, что затмевала все вокруг. В любом случае, нужно брать ее под контроль и не позволить никому сбить себя с толку. Важно помнить о Соне.

– Что случилось с лагерем после войны?

– Со временем его снесли, – ответила Джинетт. – Его освободила советская армия, и у них не было никакого желания сохранять его для истории. Большинства зданий уже давно нет, из оставшихся сделали мемориал. В последние дни войны нацисты попытались покинуть лагерь, но кого-то все же удалось задержать, в том числе охрану. В 1946 году состоялось два судебных процесса по Равенсбрюку, и эти женщины…

– Женщины? – перебила Фиона. – Охранницами были женщины?

– Да, – сказала Джинетт. – Начальником лагеря был мужчина, член СС, подчинявшийся лично Гиммлеру. Но охрана состояла из женщин. Одни из них раньше работали надсмотрщицами в женских тюрьмах, другие – просто местные жительницы, нуждающиеся в заработке. – Она сделала паузу, прислушиваясь к молчанию Фионы. – Прискорбно, не находите? Нам-то кажется, что женщина просто не может поступить подобным образом с другой женщиной – отправить в газовую камеру вместе с детьми или сжечь в печи. Но, к сожалению, факт остается фактом.

– Простите, я вас перебила. Вы рассказывали о судах после войны, – сказала Фиона.

– Да. Они тоже пришли в забвение на много десятилетий из-за холодной войны. Хоть архивы и засекретили, нам удалось выяснить, что некоторые охранницы точно были осуждены и казнены. Но большинство из них так и не нашли. Такое происходило с каждым концлагерем. На месте Равенсбрюка сейчас мемориал, хотя он находится в стороне от больших дорог, в нескольких часах езды от Берлина. Лагерь специально построили в глуши, на берегу озера, рядом с деревней.

– Поразительно, как легко об этом забыли. И не поднялась волна возмущения.

– Вы рассуждаете как представитель современного поколения, – сказала Джинетт Харрисон, и мягкий упрек, сквозивший в ее голосе, подтвердил, что она старше, чем думала Фиона. Возможно, ей было лет 50 или 60. – Чтобы заниматься такими исследованиями, нужно мыслить категориями того времени. Тогда не было интернета и возможности поднять людей на борьбу при помощи пары твитов. Не было цифровых фотоаппаратов, чтобы сделать снимок и за секунду разослать по всему миру.

Поэтому Равенсбрюк оставался разрушенным и забытым?

– Насчет девочки, которую мы нашли, – Сони. – Фиона попыталась вернуться к теме разговора. – Коронер не нашел у нее никаких старых повреждений. Ни переломов костей, ни сломанных зубов.

– Значит, ее не подвергали физическим пыткам, – сказала Джинетт. – В Равенсбрюке, как и в других лагерях, главное было терпеть и оставаться в живых как можно дольше, пока другие вокруг тебя умирают.

– Она была слишком мелкой для своего возраста.

– Это меня не удивляет. Если ее недокармливали, это сказалось на ее росте. Но я не врач и не могу сказать наверняка. Тем не менее, если она выжила в Равенсбрюке, вероятно, она была крепкая физически.

– Вы говорили, что лагерь освободили русские, – сказала Фиона. Она чувствовала вежливое нетерпение Джинетт Харрисон, которую ждали другие дела, и хотела получить напоследок как можно больше информации. – У них не осталось никаких документов?