– Я очень счастлив, Ваше Величество.

* * *

На третий день рыцари собрались в широкой долине Дуная. За королями, одетыми в пурпурные мантии, следовало многочисленное рыцарское воинство и слегка – больше для поднятия настроения, чем для боевого духа – позвякивало оружием.

Выходили как на праздник – покуражиться, показать молодецкую удаль. Два часа назад несколько французских и английских рыцарей, будучи во хмелю, собрались в пойме реки для кулачной забавы. Под барабанный бой и громкие крики сотоварищей две рати грудью сошлись друг с другом и бились до тех пор, пока на поле не остался всего один воин – оруженосец английского короля рыцарь Артур.

С выбитыми зубами, с кулаками, разбитыми в кровь, он победно скалился на обступивших его товарищей и здесь, на поле брани, засеянной зубами, прочитал молитву во славу и здравие короля Ричарда.

Еще более драматично сложился поединок между английскими рыцарями и немецкими баронами. Уже на следующий день после отхода войск они сошлись на ристалище, поросшем полевой ромашкой, в конной атаке и с копьями наперевес ринулись навстречу друг другу. В столкновении двое из восьми рыцарей были убиты. Английскому рыцарю, приходившемуся кузеном самому королю, копье угодило в смотровую щель и, расщепившись, вышло кровавой занозой со стороны затылка.

Другой, немецкий барон, прошедший с императором не одну итальянскую кампанию, победитель многих турниров и неутомимый воин, неожиданно был сброшен с седла ударом боевого топора молодого рыцаря, за которым не значилось блестящих побед. Упав на торчащий у самого края камень, он сломал шею и, прежде чем навеки закатить глаза, пропел хвалу императору.

Рыцарей закопали здесь же на поляне и в скорбном молчании разошлись каждый в свою сторону.

Крестовый поход еще не начался, а воинство уже понесло первые потери.

И вот сейчас, соединившись в одну большую рать, позабыв про распри, что подтачивали цельность воинства, они сошлись у большого шатра, где совсем недавно три короля держали совет.

Свободной оставалась только небольшая площадка – место предстоящего спора. Три короля выдвинулись одновременно, раздвинув вооруженную толпу, еще минуту назад казавшуюся незыблемой. Кони, фыркнув разок, остановились и склонились к примятой траве. Сдержанно и одновременно почтительно пригнулись в приветствии королевские головы.

– Я предлагаю ограничиться турнирным поединком, – предложил Ричард Львиное Сердце. – Уверяю вас, в этом походе всем нам будет не до стихов.

– Возможно, стихов будет и поменьше, но рыцарь кроме оружия должен уметь еще драться и кулаками, – поведя бровью, ненавязчиво заметил французский король. – Должен же он как-то наказать расшалившуюся челядь.

– Я не стану возражать, – отозвался Фридрих Барбаросса. – Но у меня имеется одно условие… Рыцари должны биться только тупым концом копья… В крестовом походе нам еще пригодятся их жизни.

– Принимается, – негромко произнес Ричард.

– Пусть будет так, – ответил французский король.

* * *

В ночь перед предстоящим турниром бодрствовало все стотысячное воинство. Лагеря были освещены пламенем костров, призывно звучали трубы, протяжно гудели рожки.

Неподалеку от шатра несколько рыцарей, вооружившись топорами, готовили место для предстоящего турнира, огораживая ристалище крепкой, в два ряда, буковой изгородью. Ложа для королей была устроена на восточной стороне, где завершались последние приготовления, – оставалось только укрыть ее дорогими тканями и коврами, после чего дождаться обговоренного часа.

И он наступил…

Поначалу просветлел горизонт, пальнув в небо ярко-желтым лучом, а затем лес, еще какую-то минуту назад невообразимо темный, неожиданно просветлел, обозначив стоящие кипарисы.

Первыми в сопровождении оруженосцев блестящей кавалькадой подошли короли, которым и предстояло исполнить роль судей. Они немного замешкались у широкой, наскоро сбитой лестницы, после чего уверенно поднялись по красным коврам в свою ложу, под цветастый балдахин из китайского шелка. Короли устроились рядком, как и подобает судьям.

Распорядитель турнира – гербовый король Пуатье сидел чуть поодаль от королей. В этот час он был знатнее каждого из них.

– Герольды, приступить к осмотру оружия, – распорядился гербовый король.

Запрятав поглубже неудовольствие, рыцари терпеливо наблюдали за тем, как их оружие осматривают младшие герольды.

– Сэр, ваше копье не соответствует правилам, – смело посмотрел юноша в очи грозному графу Гуго де Марле.

В какой-то момент рука графа потянулась к плети, висевшей у самого седла, – всего-то нежелательный тон, но ему приходилось наказывать и за меньшие провинности. Но неожиданно губы графа разошлись в доброжелательной улыбке: в этом молодом наглеце присутствовало нечто такое, что так соответствует рыцарскому духу. Парней с таким характером ожидает хорошее будущее. Через каких-то десять лет он будет избран гербовым королем, сделается распорядителем турниров, а значит, будет пользоваться гостеприимством и неприкосновенностью при любом дворе Европы.

На сухощавом обветренном лице обозначилась холодная учтивость.

– Хорошо, пусть будет по-твоему. – И, повернувшись к оруженосцу, державшему наготове копье, граф Гуго де Марле распорядился: – Пусть господин герольд подберет подобающее оружие.

Взяв предложенное копье, юноша осмотрел его со всех сторон; скрупулезно отмерил длину и, не обнаружив изъянов, учтиво молвил:

– Это то, что нужно, господин граф.

Подле германского рыцаря Ульриха герольд ненадолго задержался: его внимание привлек щит. Уверенно выдержав недовольный взгляд, герольд произнес:

– Виконт, ваш щит оторочен горностаем, а этот мех – символ королевской власти, я бы предложил вам его убрать.

– Совсем?!

Всего-то легкая улыбка, которую можно было бы принять за иронию:

– Можете поменять его на мех куницы.

Легкий наклон головы – юный герольд представлял собой воплощение учтивости.

В какой-то момент показалось, что виконт обрушит на герольда булаву, но, глянув на королей, с улыбкой наблюдавших за развитием спора, он столь же любезно ответил:

– Как вам будет угодно.

Немного нервными движениями он оторвал меховую оторочку и бросил ее себе под ноги.

Герольд, не торопясь, обходил строй рыцарей, уверенно и тактично отбраковывал наиболее опасное оружие.

– Милорд, – ясные очи юноши впились в лицо английского графа Эдуарда Годвина. – Вы, наверное, позабыли, но по правилам нашего турнира мы не используем боевого оружия, а поэтому вы должны надеть на свое копье тупой наконечник.

Недобро хмыкнув, граф процедил:

– А может, тебе не нравится еще и мой меч?