Значит, Джейкоб Уинтерберри вложил деньги в колонию Роанок сэра Уолтера Рэли. В этот ранний час Шекспир никак не мог понять, что бы это могло значить. Было ли это простым совпадением? Но полученный на службе у Уолсингема опыт говорил ему, что это не так. Его вдруг охватила страшная усталость. Может, ему следует завтра увидеться с Уинтерберри? И все прояснится. Шекспир вернулся в спальню и скользнул в кровать, где мирно спала его супруга.

Они поднялись с рассветом под крики петухов. Семья еще завтракала, когда послышался топот копыт, звяканье доспехов и к их дому подъехал отряд из тридцати военных всадников. Дети с разинутыми ртами рассматривали вооруженных солдат в шлемах, доспехах и их тридцать вьючных лошадей, готовых к сражению с наводящими ужас шотландскими налетчиками в северных марках[6]. Джейн и Кэтрин угостили солдат элем. Затем военные погрузили вещи семейства на своих вьючных лошадей, надежно все привязав, и встали во внутреннем дворе в ожидании приказа садиться в седло и отправляться в путь. Шекспир обнял и поцеловал детей, заставив их пообещать вести себя хорошо и почитать Господа. Два лейтенанта усадили Эндрю и Грейс на своих лошадей.

Шекспир обнял Мэри, своего единственного родного ребенка. Он улыбнулся.

– Береги маму, – сказал он.

Настало время прощаться Кэтрин и Шекспиру. Они неловко стояли друг против друга. Джон сделал шаг вперед, чтобы поцеловать супругу, но в последний момент она отвернулась, и его губы коснулись лишь ее щеки.

– Храни тебя Господь, Кэтрин, – сказал он, изо всех сил стараясь улыбнуться.

– С этим отрядом мы будем в безопасности. Не тревожься.

Кэтрин села в седло, и Шекспир поднял Мэри, чтобы та села вместе с ней. Рядом с Кэтрин, на гнедой лошади, выставив свой огромный живот, в дамском седле сидела Джейн.

– Я немедленно отправлю следом за вами Болтфута. А за ним и Джека Батлера. – Он повернулся к командиру отряда. – Присматривайте за ними, офицер.

Командир отдал Шекспиру честь, затем развернул свою лошадь, вывел отряд со двора и повел по улицам Лондона, направляясь к пыльной и опасной дороге, ведущей на север.

Последнюю милю до церкви в Уонстиде Шекспир ехал под звон погребального колокола. Глубокий, наводящий ужас звук повторялся снова и снова, что означало лишь одно: тело ждет погребения в сырой земле.

На кладбище, расположенном неподалеку от особняка Ле Невов на принадлежащей семье земле, собрались скорбящие. Но их было совсем мало, человек десять или около того, и со стороны могло показаться, что хоронят бедняка.

Шекспир остановил кобылу в сотне ярдов от кладбищенской стены и постоял немного, наблюдая, как собравшиеся, среди которых были сэр Тоби и Корделия Ле Нев, одетые во все черное, служанка Миранда и ворчливый старик-слуга Додсли, заходили в церковь, где священник служил простую новую панихиду. Справа от священника, прижимая к груди широкополую черную фетровую шляпу, стоял человек в длинном одеянии из темного сукна. Он смотрел прямо перед собой, его лицо было неподвижным, словно отлитым из металла.

Процессию возглавляли четверо мужчин в кожаных джеркинах простолюдинов, они несли гроб.

Корделия Ле Нев обернулась и увидела Шекспира. Недоумение на ее лице сменилось гневом. Она коснулась руки своего супруга, и он тоже повернулся посмотреть на вновь пришедшего.

Миранда Салтер также заметила Шекспира, но сразу отвернулась, словно ей было стыдно за то, что беседовала с ним, или, возможно, ей было неловко оттого, что она передала их разговор своей госпоже. Шекспир спешился и подвел кобылу к церковной стене, где привязал к кольцу у железных ворот рядом с остальными лошадьми. На кладбище он заметил новые кресты и несколько свежевырытых могил и подумал, уж не начала ли чума свой смертельный поход по этим местам.

Вслед за скорбящими Джон тоже прошел в церковь. В восточной части алтаря была вырыта могила, по краям которой возвышались холмики земли. Гневно сверкая глазами, к Шекспиру подошел сэр Тоби.

– Вас сюда не приглашали, – сказал он. – Это семейное горе, и я не потерплю вашего присутствия.

– Сэр Тоби, я расследую убийство. Мне нужно еще раз поговорить с вами. И с остальными тоже.

Рука Ле Нева лежала на рукояти меча, но он не стал вытаскивать его из ножен.

– Уходите, сэр, уходите. Или я убью вас, как французишку, даже если мне придется сделать это в доме Господа.

Шекспир взглянул на облаченного в черное человека с шляпой.

– Это господин Уинтерберри, муж вашей дочери?

– Не ваше дело, сэр. Уходите.

Не обращая внимания на его просьбы и угрозы, Шекспир направился вдоль нефа к скорбящей процессии.

– Господин Уинтерберри?

– Да.

Двое мужчин стояли лицом к лицу, оба высокие, только Уинтерберри был старше, и его мрачная одежда плохо сидела на его угловатой фигуре. Его землистого цвета лицо было серьезным.

– Я бы хотел поговорить с вами, сэр, о смерти вашей супруги.

– Он не была моей супругой.

– Я полагал, что вы связаны узами брака, господин Уинтерберри.

– В церкви – да, но не в спальне. Для людей мы – женаты, но не для Господа, который все видит. А теперь могу ли я узнать, кто вы?

– Меня зовут Шекспир. Я расследую убийство Эми и того юноши, Джо Джаггарда.

– И вы полагаете, что сейчас подходящее время и место для подобных разговоров?

– Это наигнуснейшее преступление. Я думал, что вы хотите, чтобы оно было раскрыто.

– Она была порочна, господин Шекспир. Порочна и тщеславна, как любая женщина. Враг человечества, повелитель тьмы приложил ее к своей мерзкой груди. Если бы вы желали узнать больше об этой смерти, то обратили бы свое внимание на орудия дьявола.

– И тем не менее я хочу поговорить с вами, господин Уинтерберри, если, конечно, вы не желаете, чтобы судья выдал ордер на ваш арест и мне пришлось доставить вас для допроса в тюрьму.

Уинтерберри пристально посмотрел на Шекспира. Как бы там ни было, но в первую очередь он – торговец, а торговцы – люди практичные и привыкли заключать сделки.

– Приходите сегодня днем к причалу Индис, что у Тауэра, и я отвечу на ваши вопросы, хотя понятия не имею, какое они имеют ко мне отношение. А теперь, сэр, уходите, как этого требует от вас сэр Тоби.

Леди Ле Нев подошла к Шекспиру, взяла его под локоть и решительно повела прочь.

– Наша дочь будет похоронена здесь, рядом со своими предками и матерью, господин Шекспир. Вы совсем стыд потеряли?

– А юноша?

– Он сам отнял у себя жизнь. Он лишил жизни Эми. Его похоронят на перекрестье дорог[7]. А теперь уходите.