– Вот, попей воды. – Эйдан достал большую бутылку воды из рюкзака и дал ей.

– Спасибо. – Она сделала большой глоток. – Как думаешь, сколько нам еще идти?

– Сложно сказать. – Эйдан поднял очки на лоб и прищурился, глядя на нее. – Я не вижу всего побережья отсюда. Но не переживай, мы не заблудимся.

Прямо из-под земли выскочила ящерица, и Холли подпрыгнула, прижимаясь к Эйдану, отчего целый камнепад отправился вниз с обрыва скалы.

– Так, спокойно. – Он положил твердую руку на ее спину. – Ты пойдешь впереди, чтобы я мог поймать тебя, когда ты в следующий раз устроишь скачки из-за крохотной ящерицы.

– Да пожалуйста. – Холли стряхнула его руку. – Полегче, мистер.

Еще десять минут они медленно и осторожно спускались. Растения с обеих сторон тропинки царапали их голые ноги, а вода давно закончилась. Уже начав сомневаться, что доживет до момента, когда можно будет попробовать спанакопиту, Холли повернулась и застыла на месте. Сердце ее подскочило к горлу.

Эйдан, смотревший в другую сторону, со всего размаху врезался в ее спину.

– Эй-эй! Что за остановка?

Холли пристально смотрела на что-то возле тропинки прямо перед ними.

– Тебе это не напоминает собачью голову? – прошептала она.

Камень оказался гораздо меньше изображенного на карте и доходил в высоту лишь до колен. На нем четко виднелся выступ в виде носа и две бороздки сверху, напоминавшие уши.

– Наверное, это он, – взволнованно произнес Эйдан. – Никогда не видел камня, более похожего на собачью голову.

Холли достала карту из заднего кармана и взглянула на грубый рисунок, сделанный мамой или Сандрой. Похоже, именно та форма.

– Давай! – Эйдан обошел ее и направился сквозь рощицу деревьев. – Это должно быть прямо здесь.

Холли осторожно пошла за ним, но почувствовала, что ноги начали трястись. Если это действительно тот пляж, что она там найдет? Почувствует ли что-нибудь? Что, если она там расплачется прямо перед Эйданом? Но факт оставался фактом – она хотела увидеть это место, ей нужно было его увидеть. Она не могла объяснить даже самой себе, но такой потребности никогда раньше еще не испытывала. За последние несколько дней в ее голове начал формироваться образ матери. Той, что была счастливой, загорелой, и беззаботной – полной противоположностью тощей, грязной куче, которую Холли обнаружила свисающей с кресла в тот день. Эта новая Дженни Райт была полна жизни и радости. Холли вдруг поняла, что может легко представить ее такой и что образ стал настолько ярким, что она почти удивляется, что мать не выскакивает им навстречу из-за дерева, пока они идут под гору.

Эйдан, возможно, поняв, как изменилось ее настроение, молча шел вперед, останавливаясь лишь для того, чтобы придержать ветки на пути Холли. Она почувствовала волну благодарности к нему за то, что он не мешал ее мыслям.

Они уже подходили к морю – Холли поняла это скорее по звуку. Уже чувствовалась соль в воздухе, а легкий бриз раздувал сухую траву. Эйдан раздвинул очередную особо густую листву, и внезапно оно возникло перед ними. Несколько секунд Холли просто смотрела, словно впечатывая в память белые камни скругленного пляжа и глубокую синеву моря, мягко выплескивающегося на берег…

– Думаешь, это он? – Эйдан мягко положил руку на ее ладонь.

Холли не смогла ответить сразу. Ее уверенность в том, что перед ними именно тот пляж, чуть не заставил ее разрыдаться.

– Я знаю, что это он, – выдавила она наконец. – Не спрашивай меня откуда, но я знаю.

Вкус спанакопиты оказался даже лучше, чем аромат в пекарне, и Холли зажмурилась от удовольствия, когда острый горький шпинат соединился с соленой фетой у нее на языке. Эйдан проглотил свой пирог за два укуса и теперь стряхивал крошки выпечки со щетины на подбородке.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – наконец произнесла Холли, сворачивая бумажный пакетик из пекарни в маленький квадратик.

– Что бы это ни было, ты можешь мне сказать, – сказал Эйдан, накрывая ее руку своей.

– Моя мама не погибла в автокатастрофе.

– Ого. – Эйдан поерзал на камнях.

– Она была алкоголичкой в течение многих лет. Она допилась до смерти однажды, когда я была в колледже. Я пришла домой и нашла ее.

– Бог мой. – Эйдан нервно провел по волосам. – Бедная девочка!

– После этого я посещала психолога, – продолжала она, пристально глядя на горизонт. – Она сказала, чтобы я простила себя за то, что меня не было рядом в тот момент, чтобы предотвратить. Но я так и не смогла. Я думаю, что сначала не хотела ее прощать, а потом эта ненависть стала частью меня. Чего я действительно хотела – это забыть, что она вообще когда-то существовала. Было так больно об этом думать, а мне хотелось, чтобы боль ушла. – Она покачала головой, понимая, какой была глупой девчонкой, переполненной страхом и ненавистью к себе. – Я действительно хотела начать жизнь сначала, сама по себе, – говорила она Эйдану. – И я сильно преуспела в этом до того момента, пока не получила письмо от Сандры. Теперь, похоже, моя жизнь повернулась не только задом наперед, но и с ног на голову.

Эйдан сидел очень тихо, пока она говорила. Потом он потянулся и провел рукой по ее щеке. Она сдерживала слезы, пока говорила, но сейчас чувствовала, что больше не может терпеть.

– Не плачь, – прошептал он, словно прочитав ее мысли. – Ты такая смелая, ты приехала сюда после всего, что случилось, через что ты прошла. Я знал, что ты крепкий орешек, но даже не представлял насколько.

– Никакой я не крепкий орешек, – возразила Холли. – Я всего боюсь.

– И меня?

Она посмотрела в его глаза.

– Да, – призналась она. – Я боюсь того, какая я рядом с тобой. Я даже не узнаю себя. Это похоже на безумие?

– Да. – Эйдан отважился на улыбку. – Но твое безумие – часть того, что делает тебя такой притягательной.

– Я думаю, моя мама была немного сумасшедшей. – Холли скорчила гримасу. – Хотя кого я пытаюсь обмануть? Она была абсолютной психопаткой.

– Я понимаю, у тебя остались не лучшие воспоминания о матери, – осторожно начал Эйдан, – но из того, что я услышал за последние дни, ее многие любили. Она, похоже, была хорошим человеком, во всяком случае вначале.

– Да. – Она отвернулась от него и уставилась на пустынный пляж. Она понимала, что мама приходила сюда, возможно, сидела на этом же месте и смотрела на то же море.

Холли попыталась представить ту версию мамы – молодую и бесстрашную, получавшую радость от жизни до последней капли. Почему ей так сложно было согласиться с тем, что Дженни была хорошим человеком?

– Она была самой лучшей мамой, когда я была маленькой, – сказала она Эйдану. – Она была моим лучшим другом. Мы все делали вместе.