* * *

Лилиан проснулась с таким чувством, будто ее с силой вышвырнуло откуда-то. Проникая сквозь занавески, лучи солнца смешивались со светом лампочки, горевшей с вечера. Телефон трезвонил во всю мочь. «Полиция», — подумала Лилиан, снимая трубку.

Звонил Клерфэ.

— Мы только что прибыли в Брешию!

— Ну да, в Брешию, — Лилиан стряхнула с себя последние остатки сна, уже канувшего в небытие. — Значит, ты доехал!

— Шестым. — Клерфэ засмеялся.

— Шестым. Это великолепно.

— Чепуха! Завтра я вернусь. А теперь надо спать. Торриани уже заснул — прямо здесь на стуле.

— Ну, спи. Хорошо, что ты позвонил.

— Поедешь со мной на Ривьеру?

— Да, любимый.

— Жди меня.

— Да, любимый.

Днем Лилиан прошлась по улице Сены. Улица выглядела как обычно. Потом Лилиан просмотрела газеты. В газетах она тоже ничего не нашла. Смерть человека была слишком незначительным событием.

— Этот дом я купил задолго до воины, — сказал Клерфэ. — Тогда можно было за бесценок скупить пол-Ривьеры. Я никогда в нем не жил. Просто приобрел кое-что из вещей и поставил их. Как видишь, вся постройка выдержана в ужасающем стиле. Но лепные украшения можно сбить, а дом модернизировать и заново обставить.

Лилиан засмеялась.

— Зачем? Ты действительно хочешь здесь жить?

— А почему бы и нет?

Из сумрачной комнаты Лилиан взглянула на темнеющий сад, на дорожки, посыпанные гравием. Моря отсюда не было видно.

— Может, когда тебе будет лет шестьдесят пять, — сказала Лилиан. — Не раньше. И ты покончишь с трудовой жизнью в Тулузе. Здесь ты сможешь вести жизнь добропорядочного французского рантье, который по воскресеньям обедает в «Отель де Пари» и время от времени заглядывает в казино.

— Сад большой, а дом можно перестроить, — сказал Клерфэ упрямо. — Деньги у меня есть. Устроители «Милле Милия» оказались щедрыми. Надеюсь, что гонки в Монако добавят к этой сумме еще что-нибудь. Почему ты считаешь, что жить здесь так уж невозможно? Где бы ты вообще хотела жить?

— Не знаю, Клерфэ.

— Но ведь это надо знать! Хотя бы приблизительно.

— А я не знаю, — сказала Лилиан, слегка растерявшись. — Нигде. Если ты хочешь где-нибудь жить, значит, ты хочешь там умереть.

— Зимой климат здесь в сто раз лучше, чем в Париже.

— Зимой! — Лилиан произнесла это таким тоном, словно она говорила о Сириусе, Стиксе или о вечности.

— Зима скоро наступит. Надо побыстрее начать перестройку, если мы собираемся закончить ее к зиме.

Лилиан огляделась вокруг. «Какой хмурый дом. Не хочу, чтобы меня здесь заперли», — подумала она и вслух спросила:

— Разве тебе не придется работать зимой в Тулузе?

— Одно другому не мешает. Я хочу, чтобы зимой ты жила в самом лучшем для тебя климате.

«Какое мне дело до климата», — подумала Лилиан и сказала с отчаянием:

— Самый лучший климат там, где санаторий.

Клерфэ посмотрел на нее.

— Тебе надо вернуться в санаторий?

Лилиан молчала.

— Ты бы хотела туда вернуться?

— Что мне на это ответить? Разве я не здесь?

— Ты советовалась с врачом? Ты вообще обращалась хоть раз здесь к врачу?

— Мне нечего советоваться с врачом.

Перед окном вдруг очень пронзительно запела какая-то птица.

— Уйдем отсюда, — внезапно сказал Клерфэ. — Когда зажигаешь этот разноцветный канделябр, электрический свет кажется ужасно унылым. Но здесь все можно переделать.

Вечер окутал стены с лепными украшениями. Лилиан облегченно вздохнула. Она чувствовала себя так, будто ей удалось спастись.

— Все дело в том, — сказал Клерфэ, — что ты не хочешь быть со мной, Лилиан! Я это знаю.

— Но ведь я с тобой, — беспомощно возразила она.

— Да, но ты ведешь себя как человек, который вот-вот уйдет.

— Разве ты сам не хотел этого?

— Возможно, но теперь больше не хочу. А ты разве хотела когда-нибудь жить со мной иначе?

— Нет, — тихо сказала Лилиан. — Но и ни с кем другим, Клерфэ.

— Почему?

Лилиан возмущенно молчала. «Зачем он задает мне эти глупые вопросы?» — подумала она.

— Все уже говорено-переговорено. Ни к чему начинать все сначала, — сказала она затем.

— Разве к любви надо относиться с презрением?

Лилиан покачала головой. Клерфэ посмотрел на нее.

— Я никогда лично для себя не желал ничего особенно сильно. А сейчас желаю. Я хочу, чтобы ты была со мной.

— Но ведь я здесь.

— Не так, как я хотел бы.

«Он стремится привязать меня к себе и запереть, — думала Лилиан, — и с гордостью называет это браком, заботой, любовью. Он никак не хочет понять, что чувства, которыми он гордится, отталкивают меня». Она с ненавистью посмотрела на маленькую виллу, на дорожки, посыпанные гравием. «Неужели я убежала из санатория только для того, чтобы кончить свои дни здесь? — подумала она. — Здесь, в Тулузе или в Брешии. Где же радость приключений? Где прежний Клерфэ? Почему он так изменился?»

— Давай попробуем, — сказал Клерфэ. — А если ничего не выйдет, продадим дом.

«У меня нет времени пробовать, — думала Лилиан. — У меня нет времени ставить опыты под названием «семейное счастье». Я должна уйти, у меня нет времени вести такие разговоры. Все это гораздо лучше получалось в санатории, но и оттуда я все же убежала».

Лилиан вдруг успокоилась. Она еще не представляла себе, что именно предпримет, но ей было достаточно знать, что она в силах что-то сделать, теперь все казалось ей не таким уж невыносимым. Лилиан не боялась несчастья, слишком долго она прожила с ним бок о бок, приспособившись к нему. Счастье ее тоже не пугало, как многих людей, которые считают, что они его ищут. Единственное, чего страшилась Лилиан, — это оказаться в плену обыденности.

* * *

Вечером у моря зажгли фейерверк, огни фейерверка взлетали вверх и падали. Ночь была ясной, а небо очень далеким. Но на горизонте море сливалось с небом, и поэтому казалось, что огни нацелены в бесконечность и что они падают куда-то за пределы земного шара, в пространство, переставшее быть пространством, потому что у него нет границ. Лилиан вспомнила, что последний раз она видела фейерверк в «Горной хижине». Это было вечером накануне отъезда. А теперь разве ей не предстоял снова отъезд? «По-видимому, все решения, которые я принимаю в жизни, проходят под знаком фейерверков, — с горечью думала она. — А может, все, что со мной случается, похоже на этот фейерверк — на потешные огни, которые тут же гаснут, превращаясь в пепел и прах?» Она огляделась. «Только бы не сейчас, — подумала она с тревогой, — только бы не сейчас. Неужели напоследок не произойдет еще одной вспышки, такой яркой, что не жаль будет отдать всю себя?»