Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он решил пойти прямо к озеру.
"Ты сорвала ему голову. Неужели Хлоп такое заслужил? И хочу дать тебе имечко получше. Гигантская Когтистая Женщина? Ха. Не очень красиво. Типичная Аникс Фро. Ей нравится. Но как насчет... Розы?"
Глава девятая
Убежища создавались ради интересного эксперимента, как интересна и сама предрасположенность Джагутов к опытам над низшими существами. Изолируем популяцию за высокими стенами льда, но сохраним островному убежищу сносный климат и обилие ресурсов - и посмотрим, что получится.
Разум наделен неистощимой способностью собирать правила поведения в изощренный кошмар тщательно создаваемого безумия. Невежество подобно семени - падает под видом полезного злака, но становится сорняком, душащим разум, пока не погибнет всякий здравый смысл.
Презирай, если можешь, навязчивое любопытство моего народа, равнодушную оценку трагедий и страданий, но знай: нашими хладными взорами мы лишь подражаем богам.
Вспомни об этом, когда склоняешься перед алтарем, падая в тень нечеловеческого взора своего бога. Их разум - не твой разум. Их желания - не твои желания. Их радости - не твои радости. Склоняй же колени в чаше ладони своего бога. Но помни. Он или она могут попросту выжать тебя. Назовем и это склонностью к любопытству.
Много раз в своей жизни я пробуждался, слыша тихий неземной возглас: "Упс!" Еще одна жизнь пропала, став алым пятном меж двух пальцев. "Забавно!"
Дамиск лежал в тени у края пещеры. Снаружи на стоянке было уже двенадцать саэмдов, и новые подходили издалека. Они видели уход Суки-Войны, он был уверен. Но прошло уже два дня. Вряд ли они считали, что Дамиск жив. Нет, тут творилось что-то иное.
Он проголодался. В пещере не было ничего, годного в пищу. У стены бил родник, создав лужицу в углублении пола, избыток воды уходил в трещину чуть далее. Вода давала ему жизнь. Холодный ветер проникал в самые кости, особенно здесь, у выхода; он беспрестанно дрожал.
Трое саэмдов вышли со стоянки, без оружия. Гадающие по костям, полагал он. Охотник следил, как они расходятся, формируя полукруг за тридцать шагов от Оплота Азата. Дамиск не мог разглядеть со своего поста, но подозревал, что есть и другие стоянки и другие гадающие. Оплот был окружен. Как и многие обитатели севера, саэмды развили вызывающую трепет способность общаться на далеких расстояниях. Возможно, это талант гадающих - но он слышал, что даже их охотники умеют сходиться к нужной точке с разных сторон, словно читая небо и землю, как открытую книгу.
Ритуал начался. Если бы Сука-Война еще пребывала в пещере, наверное, ничего бы не случилось. Саэмды разбежались бы. Но теперь... Дамиск был вполне убежден, что предпринята атака на Оплот Азата.
Им выпал удобный случай. "Дерзко. И безумно".
Трое гадающих по костям разожгли у ног костерки, питая их сплетенными в узлы пучками травы, сухого мха и лишайника.
Порыв ледяного ветра налетел на Дамиска из глубин пещеры, такой пронизывающий, что он задохнулся. "И Оплот отвечает. Трахнутое колено Хромца, я в дурном месте".
Гадающие могут обрушить своды ему на голову. Но куда идти? Если попытается бежать, охотники заметят, и в этот раз ему не обогнать их стрел.
Гадающие пели, голоса слабые и тонкие. Они вытащили каменные ножи и резали себе руки и бедра; струйки крови поднимались в воздух, подобно нитям паутины, выше и выше. Издалека донесся раскат грома.
Ветер из пещеры завыл, ощупывая Дамиска ледяными струями, почти поднимая в воздух. Выругавшись, он перекатился набок, и еще раз, к россыпи острых камней, где попытался найти надежный захват для рук.
Гром трещал со всех сторон, приближаясь. Наклонные столбы качались и стенали. Вой оглушал.
"Смогут ли они его убить? И что случится? Разве Азаты - не вид тюрем? Какая дрянь сможет отсюда выбраться?"
Словно в ответ страхам буйный плевок вырвался из устья - гравий и ледяная крошка - и на коже Дамиска появились кровавые ссадины. Он глубже заполз меж валунов.
Что-то пыхтело и сипло кашляло рядом.
Молния поразила ближайший монолит, грохот был как от малазанской долбашки. Дождем посыпались каменные осколки. Высоченный столб чуть накренился.
Затем что-то громадное заполнило пещеру. Дамиск поглядел вверх.
Серый медведь, которого он убил годы назад, на дыбах был ростом с двух мужчин. Этот был вдвое больше, размером с карету. Ледяная грязь падала с бесцветного гнилого меха. Опущенная голова миновала Дамиска, слишком большая, чтобы украшать дом человека; глаза - пустые ямы, песок сыпется из распахнутой пасти и вылетает из ноздрей с каждым неровным, дребезжащим выдохом.
Почва тряслась под ногами, когда зверь выбрался из устья пещеры и пошел по склону. Дамиск даже сквозь визг ветра расслышал далекие вопли.
Зверь зарычал и ринулся подобно лавине.
Дамиск вскочил, чтобы увидеть, как медведь добирается до первого из невезучих гадающих. То, что взлетело к небу из челюстей, уже не походило на человеческое тело. Саэмды что было ног бежали со стоянки, но с тем же успехом могли бы ползти. Скорость гигантского медведя была поразительной, ужасающей, он нападал столь расчетливо и решительно, что явно вознамерился не оставить в живых ни одного северянина.
Дамиск шатался, возвращаясь в пещеру. Мысль попытать удачу, прячась от зверя среди голой тундры, заставила подогнуться колени. Внутри уже не было ветра. Даже холод уходил, вода капала со стен, словно пот, лилась с потолка. Еще онемелый от ужаса, Дамиск обошел алтарь и побрел в глубину пещеры, дальше, чем решался ранее. Проход стал узким извитым спуском - здесь явно не было места для гигантского медведя. Откуда же тот взялся?
Он шел дальше, глубже; воздух стал холоднее, мрак абсолютным. Он выставил руки. Мысль почти заставила остановиться.
"Я мог бы скрыться здесь.
Пока зверь не вернется, не заляжет за троном - без шанса пройти мимо. Что тогда?
А если бы оставил парня тонуть? Сидел бы сейчас в "Трехлапом Псе", напиваясь и мечтая о быстрой, милосердной смерти. Чувство вины такое может сделать... с тем, у кого осталась хоть какая совесть.
Нет, Дамиск, давай без сожалений. Ты дал ему шанс. Должен был".
Он шел, шаг за шагом, вытягивая руки. Ничего не видно, ничего не слышно, даже водяной капели.
"Что, если это и значит быть мертвым? Душа теряется и плывет сквозь забвение? Что, если нам дана лишь жизнь? И нет
