Его взгляд скользнул по месту будущего праздника и нескольким белобрысым детишкам, с шумом гонявшимся друг за другом. Их смех и крики напомнили ему о Петре и Нильсе и неумолимо вернули в такие же праздничные дни, когда его близнецы еще не выросли из коротких штанишек. Понимал ли он тогда, какое это было счастье, когда они находились рядом, как прекрасно удостоиться милости называться родителями? Ему вспомнилось, как он и Лине порой уставали и злились, если дети слишком эмоционально себя вели. Петра и Нильс хорошо ладили, но могли и поссориться, как любые брат и сестра. Тогда он и Лине старались не смотреть на них, закатывали глаза к потолку. Порой они едва сдерживались от смеха, когда причина стычки оказывалась слишком банальной. И им не требовалось много слов, чтобы поддержать друг друга, если речь шла о трудностях, связанных с родительскими обязанностями.

Кнутас почувствовал, как тоска нахлынула на него. Он внезапно ощутил сильную потребность остаться наедине с собственными мыслями и, извинившись и сославшись на необходимость посетить туалет, торопливо поцеловал Карин и, покинув компанию, направился в сторону моря. Утром он не замечал у себя никаких признаков меланхолии, но у «майского» столба она с неимоверной силой напомнила о себе.

Он столкнул ногой камень в воду, смотрел, как брызги разлетелись от него в разные стороны. Море было сегодня спокойным. Небольшие волны вяло перекатывались по его блестящей поверхности, явно давая понять, что не способны никому нанести вреда. Он прищурился от солнца. Белое рыбацкое суденышко проплыло мимо. Кнутасу стало интересно, куда оно держит путь. Потеряв семью, свою главную опору в жизни, он сам как бы превратился в лодку, дрейфовавшую в неизвестном направлении. Словно потерявшую руль. Он наклонился и поднял плоский камень, хорошо отполированный водой, провел указательным пальцем по его гладкой поверхности, а потом швырнул в море и проследил, как он с едва слышным всплеском встретился с его поверхностью.

– Андерс!

Кто-то позвал его, оторвав от размышлений. Это была Карин, тоже покинувшая место праздника и сейчас приближавшаяся к нему. Он остановился и подождал ее.

– Я искала тебя, – сказала она и улыбнулась, подойдя. – Куда ты направляешься?

– А…

Он махнул рукой, словно такого ответа было достаточно. А о чем он мог рассказать ей? Что просто шел куда глаза глядят и мечтал вернуться в свою старую жизнь? Тосковал о детях, жалел о том, что они так быстро выросли и что он уделял им когда-то мало внимания? И вдобавок потерял половину себя прежнего, как только рядом с ним не стало Лине, его рыжеволосой любви, которая, похоже, навсегда осталась его неотъемлемой частью совершенно независимо от того, состояли они в браке или нет? Такими размышлениями он не мог поделиться с Карин. Она выглядела такой счастливой, когда взяла его за руку.

Кнутас, естественно, сразу заметил отсутствие у нее традиционного венка на голове и снова на мгновение как живую увидел перед собой Лине. Она любила венки и хорошо умела их плести. И делала это вместе с детьми, сначала собрав с ними цветы. От этого воспоминания его сердце заныло сильнее. Как бы он хотел избавиться от нахлынувших на него картинок прошлого, щелчком пальцев заставить их исчезнуть. Но, несмотря на все его старания, они не спешили уходить.

– Как ты чувствуешь себя? – обеспокоенно поинтересовалась Карин.

– Ты же знаешь, я не люблю праздники, – пробормотал он и с силой сжал ее тонкие пальцы. – Мне надо подышать немного здесь у воды.

– Хочешь, чтобы я вернулась и оставила тебя одного?

Кнутас покачал головой:

– Нет, здорово, что ты здесь. – Он попытался улыбнуться. – Пошли, прогуляемся вместе.

Карин явно испытала облегчение, услышав эти слова.

Когда они вернулись к месту празднества, танцы вокруг «майского» столба уже начались. Старики и молодежь все вместе держались за руки и пели песню о маленьких лягушатах так громко, что она эхом разносилась по окрестностям.

– А мы? – поинтересовалась Карин и кивком показала в сторону танцующих. В ее голосе Кнутас различил нотки сомнения, и ему стало стыдно. Разве она была виновата в хаосе, царившем в его голове, и в том, что он оказался в постели с бывшей женой. Нет, ни к чему из этого она не имела ни малейшего отношения. Наоборот, поддержала его и подарила ему свою любовь, когда он нуждался в этом больше всего. А он отплатил ей черной неблагодарностью.

– Может, мы лучше немного промочим горло? – предложил Кнутас как можно добрее и погладил ее по спине.

Он почувствовал, что ему надо выпить еще холодного пива.

– Но я хочу танцевать, и это в порядке вещей в канун Янова дня.

Карин слегка толкнула его, попыталась растормошить.

Кнутас торопливо поцеловал ее.

– Ты же знаешь, у меня проблемы со спиной, – сказал он с улыбкой. – Путь лучше лягушат изображает молодежь.

Карин пожала плечами, а потом присоединилась к танцующим. Она сразу запела вместе с остальными песню о лисице, спешившей по льду, и непослушные локоны раз за разом спадали ей на глаза.

«Она в хорошей компании», – решил Кнутас и взял курс на длинный стол, уставленный бутылками с пивом.

– Привет, господин полицейский, – поздоровался с ним один из соседей. – Не хочешь рюмочку чего-нибудь покрепче перед селедкой?

Шнапс тоже был в порядке вещей в канун Янова дня.

Кнутас кивнул.

Это ведь тоже являлось частью праздника. Как и многое другое.

Он чувствовал себя далеко не лучшим образом, выпил слишком много. Танцевал с высокой темной девицей, а потом сел за стоявший на отшибе стол, выпил приличное количество пива, болтал всякую чепуху и тискал свою случайную знакомую. Затем тошнота подступила к горлу, и, извинившись, он сказал, что ему надо в туалет.

– Ты вернешься? – спросила девица.

– Конечно, – заверил он ее и отправился в путь, стараясь не качаться.

Когда он сделал все свои дела, ему почему-то не захотелось возвращаться к этой женщине. Несмотря на то что он был прилично пьян, у него возникло неприятное ощущение от нее. Она как бы излучала холод, и ему не понравился ее хитрый взгляд. Все зашло уже далеко, они успели обменяться откровенными ласками, но сейчас он решил остановиться. Не хотел изменять Анне, да и не нуждался в приключениях сексуального характера. Его брак отличался стабильностью, и он не имел ни малейшего желания портить себе жизнь. Сейчас даже сожалел, что не остался дома и не пошел к соседям, приглашавшим его за их праздничный стол. Каким же идиотом он был. Мог бы сидеть там и получать удовольствие. Мать Анны жила в сконском Эстерлене, праздновала свое семидесятипятилетие в этот день, и жена, естественно, отправилась туда с детьми. В обычном случае он без сомнения составил бы им компанию, но ему выпало дежурство до шести в канун Янова дня.

Вместо того чтобы вернуться к столику в парке, где его ждала темная девица, он пошел к озеру. Лучше постараться протрезветь, прежде чем брать такси до дома. Ему требовалось просто посидеть и подышать, и он знал, что где-то там есть скамейка. Музыка из парка слышалась все глуше. Водная гладь блестела перед ним, и луна отражалась в ней. Опустились мягкие летние сумерки, темнота по-настоящему и не наступала в это время года. Туманная дымка медленно расползалась над водой, спускаясь со стороны леса, видневшегося на противоположном берегу озера. Даже будучи пьяным, он понимал, насколько это красиво, словно попал в сказочный мир. По мере того как он удалялся от парка, становилось все тише. Сейчас он уже слышал звук собственных шагов. Сова ухала где-то вдалеке, пара лебедей дрейфовала по водной поверхности, спрятав голову под крыло, бодрствующая по ночам лысуха проскользнула в тростники. Скамейка, которую он искал, похоже, находилась дальше, чем ему казалось. Там они с Анной много раз сидели и миловались, когда ходили на танцы в парк. Им нравилось танцевать, обычно они посещали ретро-вечеринки каждый четверг. Он уже соскучился по ней, хотел, чтобы жена сейчас находилась с ним и они смогли бы поехать домой и лежать в постели, а она прижалась бы к нему, как обычно делала, положила голову ему на плечо и заснула.