– Могу я предложить вам чего-нибудь выпить, пока вы будете определяться с заказом? – поинтересовался официант, который подошел к их столику с двумя стаканами и бутылкой воды.

Кнутас неопределенно хмыкнул.

– Я хотела бы бокал красного вина, – сказала Карин.

– И мне тоже, – попросил он.

Карин не могла не заметить напряжения, появившегося в отношениях между ними. Она обратила внимание на его руки, нервно теребящие салфетку. Что так мучило его? Ей следовало спросить, но она почему-то не осмеливалась этого сделать.

К счастью, официант сразу же вернулся с вином для них, и они выпили, как только он удалился. Карин открыла меню.

– Улитки, – сказала она. – Я никогда их не ела.

– Но это по-настоящему вкусно. Хотя там хватает чеснока.

Кнутас выбрал себе говяжье филе, а Карин – гольца.

Сделав заказ, они какое-то время молча смотрели друг на друга.

– Такое ощущение, словно у нас мини-отпуск, – в конце концов сказала она и улыбнулась.

– Да.

Снова Кнутас думал о чем-то другом, и она точно не придумывала это. Почему они не могли просто наслаждаться этими мгновениями, хорошим вином, едой, которую им скоро должны были принести? Что-то в поведении Андерса беспокоило ее. Словно он находился здесь, но все равно отсутствовал. Внезапно она почувствовала необходимость закурить. И толком не знала, о чем ей говорить. Сейчас она осознала, что разговор фактически поддерживался исключительно благодаря ее усилиям. Как только она замолкала, он затихал, словно все темы мгновенно увядали и падали на землю подобно высохшим листьям.

Официант сразу же вернулся с корзинкой с хлебом и тарелочкой с особым образом приправленным маслом.

– Ты какой-то молчаливый сегодня, – заметила Карин, решив, что, пожалуй, пора брать быка за рога. – О чем таком особенном думаешь? – продолжила она, в глубине души надеясь, что ему не составит труда открыться ей.

Но Кнутас только развел руками.

– Я очень устал, надо признать, – сказал он. – Конечно, приятно прогуляться и поесть, но я с таким же успехом мог бы заказать еду в номер и поваляться перед телевизором.

Карин постаралась не принимать его слова на свой счет. Что он, собственно, имел в виду? Что вопреки желанию пошел с ней?

– Но сейчас мы здесь, и это очень приятно, – добавил он в попытке сгладить ситуацию. – Спасибо, что ты вытащила меня в город. Мы ведь не так часто бываем в Стокгольме.

Он коснулся ее руки, давая понять, что все в порядке.

Еда была замечательной, и Карин попробовала сосредоточиться на рыбе, лежавшей на ее тарелке. Она отведала кусочек мяса от порции Андерса, и оно оказалось по-настоящему вкусным, но ей почему-то все равно не удавалось расслабиться. Они заказали еще вина, но сигнал тревоги, не унимаясь, звучал у нее в голове, постоянно предупреждая оставаться настороже. Однако сейчас Андерс оживился, стал самим собой, и они уже говорили почти без умолку.

Вечер по-прежнему был теплый, когда они покинули ресторан и отправились обратно, решив пройти окольными путями через площадь Кунгсхольмсторг и спустившись к набережной Норр-Меларстранд. Они шли держась за руки. В ютившихся вдоль берега кафе под открытым небом еще хватало людей, несмотря на поздний час.

Жизнь снова казалась Карин прекрасной, и она размышляла о том, что наверняка зря нервничала. Стала жертвой собственного воображения. Она видела мертвеца сегодня. Знала, что могла отреагировать потом самым неожиданным образом. Возможно, причина в этом.

– Я так люблю тебя, – сказала она и теснее прижалась к Андерсу.

Ей хотелось, чтобы даже тень беспокойства никогда не закрадывалась в их отношения. Небо над Риддарфьерденном было колдовского темно-синего цвета. Дуга моста Вестербрун подобно щупальцу осьминога протянулась от Сёдермальма к Кунгсхольмену, связав два самых больших столичных острова. Прятавшийся под ним Лонгхольмен утопал в зелени заполнявших его деревьев, кустов и цветов. Его так и называли – зеленый остров. Там вдобавок имелись прибрежные скалы и маленький песчаный пляж, а вода была такой чистой, что летом на нем хватало купающихся. И это в центре города. Некоторые даже утверждали, что эту воду можно пить. Город на воде. Карин читала, что Стокгольм построили на четырнадцати островах.

Она любовалось его красотой. Но беспокойство затаилось в груди, подобно спящему дракону, и она боялась, что он может проснуться в любой момент.

После убийства в парке «Хогельбю» Юхану пришлось оставить свое семейство на острове Форё, а самому вернуться к себе в редакцию в Висбю. Посещавшая музыкальный фестиваль на материке Пия Лилья тоже уже спешила назад. Юхан только что приготовил себе первый утренний кофе и собирался пообщаться по скайпу с шефом новостей Максом Гренфорсом и своей коллегой Маделейн Хагой, которой поручили освещать произошедшее в Стокгольме убийство. Поскольку оно во многом напоминало случай Хенрика Дальмана, возникла необходимость скоординировать работу в обоих регионах.

Юхан занял место за письменным столом и включил скайп. Как только картинка старого потертого дивана главной редакции, где ему самому многократно приходилось сидеть, обсуждая разные вопросы, появилась на экране, у него слегка защемило в груди. Слишком уж сильно тот мир отличался от убожества, в котором он сейчас находился. Пребывание в здании телевидения в Стокгольме сильно на него повлияло. Стоило ему миновать его стеклянные двери, он словно оказывался на какой-то волшебной планете. Все легендарные телеперсоны проходили тем же путем, все программы записывались там. Телешоу и сериалы, викторины и общественно-политические передачи. Не говоря уже о выпусках новостей, при всем их значении.

За диваном, на котором сейчас должны были расположиться Макс Гренфорс и Маделейн Хага, угадывались стеклянные перегородки, окаймлявшие путь в студийный коридор, где снимались крупные телепроекты. Все, начиная с «Булибумпы» и «Рождественского календаря» и заканчивая шоу «Угадай мелодию» и «Дубиду». Ему вспомнилось, как он видел Ингмара Бергмана, бродившего там после записи «Сарабанды», продолжения знаменитого телесериала «Сцены из супружеской жизни» с Лив Ульман и Эрландом Юзефсоном в главных ролях. От одной мысли, что легендарную программу «Уголок Хюланда» создавали в какой-то из этих студий, у него захватывало дух. Он обожал ее, и сейчас, когда он сидел на Готланде и ему предстояла встреча с коллегами из главной редакции, тоска нахлынула на него.

Сначала на экране появилась одна Маделейн. Она была одета в юбку и джинсовую куртку. С ярко-красными губами и распущенными волосами. Уверенная в себе, красивая и невозмутимая, как обычно.

– Привет, Юхан.

Ему стало немного не по себе, когда он услышал ее хриплый, тягучий голос. Сразу вспомнился их короткий роман, случившийся несколько лет назад. Как он ни старался выкинуть Маделейн из головы, его по-прежнему влекло к ней. Это почувствовалось, стоило ей появиться перед ним.