И тут он все испортил, протянув руку и легонько коснувшись моего оголенного плеча, отчего миллионы моих нервных окончаний буквально застонали в ответ. Я могла бы солгать его друзьям, его подружке, даже ему, если бы пришлось, однако существовал один человек, знавший, что прошлое все еще обладает силой, чтобы вернуть нас назад и вновь зажечь чувства, которым следовало бы давным-давно угаснуть. И этим человеком была я.

Шарлотта. Тринадцать лет назад

Думаю, в произошедшем была виновата я сама. Не в сходе лавины, конечно: ее причиной стал сильный ночной снегопад, перемена направления ветра и пригревшее солнце. Но в том, что я попала под нее, винить нужно было только саму себя. Оглядываясь назад по прошествии времени, я, по крайней мере, смогла это признать. Отвезите раздраженную и недовольную всем девчонку-подростка на лыжный курорт на десять дней и заставьте ее играть роль буфера, когда она будет наблюдать за медленным развалом брака ее родителей, и вам будет гораздо проще все понять. Добавьте к этому пригоршню безрассудства, большую долю самонадеянности и случайно услышанный разговор о классном лыжном спуске почти по «целине» – и вот вам практически готовый рецепт катастрофы.

Ребята, которые небольшой группой зашли в помещение для хранения лыж и ботинок прямо передо мной, вряд ли были старше меня больше, чем на пару лет. Тем не менее каждый из них возвышался надо мной, вдруг заставив меня почувствовать себя гораздо младше своих семнадцати лет. В небольшой, хорошо протопленной комнатке было просто невозможно не услышать их разговор, пока я искала свои лыжи и просохшие ботинки. Из их слов я поняла, что тем утром они планировали не отправляться на «окультуренные», забитые туристами трассы, а найти что-нибудь поинтереснее. Сама не знаю, как мне в голову пришла мысль увязаться за ними и почему. Нет, не так, я знала почему. Я уже долго ходила по краю и нарушала все навязанные мне запреты и ограничения, и было лишь вопросом времени, когда я совершу какую-нибудь откровенную глупость. Я нацарапала коротенькую записку и подсунула ее под дверь номера родителей, прежде чем отправиться из гостиницы на склон. Мама, наверное, еще спала, а папа… ну, если в выкрикнутых прошлым вечером взаимных обвинениях содержалась хоть какая-то доля правды, он тоже мог еще спать. Только не в маминой постели, вот и все.

Когда мы стояли в очереди к фуникулеру, который поднимал нас на гору, я тихо и робко, едва ли не шепотом заговорила с молодым парнем с яркими рыжими волосами.

– А можно мне покататься с вами, когда мы туда заберемся? – Я кивнула головой в сторону вершины, куда нас, дергаясь и раскачиваясь, тащил фуникулер. Парень посмотрел на меня сверкающими голубыми глазами, в которых ясно читалось сомнение.

– Э-э, не уверен… вообще-то, это довольно трудный спуск. А ты хорошо катаешься?

– Прекрасно, – ответила я с ложной бравадой. – Почти профессионально.

Он фыркнул, и в уголках его глаз обозначились морщинки, когда он улыбнулся, из чего я поняла, что он немного больше годился мне в ровесники, чем его спутники.

– Ну, хорошо катаюсь, – поправилась я, довольная, что смогла чуть «отмотать назад». – Я всю жизнь на лыжах.

– А на экстремальных трассах? – поинтересовался он.

Я кивнула.

– Я тоже, – ответил он. – Но все-таки пришлось весь завтрак пререкаться со старшим братом, пока он скрепя сердце не согласился разрешить мне кататься с ним и его друзьями. Чертовы братья, – закончил он, страдальчески вздохнув.

Я сочувственно кивнула, словно понимала, как могут раздражать братья или сестры, но, конечно же, не имела об этом никакого понятия.

– Между прочим, меня зовут Роб, – сказал мой новый знакомый, внезапно сдернув перчатку и протягивая мне руку.

– Шарлотта, – ответила я, стягивая ярко-розовую лыжную варежку, чтобы ответить на его рукопожатие.

Когда фуникулер сильно дернулся и остановился, пассажиры, толкая друг друга, выкатились наружу сверкающим потоком ярких теплых курток. Мой рыжеволосый спутник немного смущенно топтался рядом со мной, то и дело поглядывая на группу из примерно восьми молодых людей, стоявших справа от главной дорожки. Они весело болтали и смеялись, нагибаясь, чтобы пристегнуть лыжи к ботинкам.

– Вон там моя компания, – объяснил он, понизив голос, хотя не было никакой опасности, что кто-то из них сможет нас подслушать. – Слушай, а может, ты немного отстанешь, а потом спустишься вслед за нами? Тогда увидимся внизу, идет?

Я улыбнулась и кивнула, стараясь сделать вид, что не заметила его полного надежды взгляда. Он казался неплохим парнем, но меня не интересовали очередные мимолетные отношения. Абсолютно все в моей жизни обладало ограниченным «сроком годности», даже семья, как мне представлялось.

– Хорошо покататься, – пожелал он мне, отъезжая в сторону своей компании. – Держу пари, это будет по-настоящему круто.

Его слова оказались куда более пророческими, чем он мог себе представить.

Когда последний из пассажиров нашего фуникулера укатил в направлении размеченной трассы, я услышала внутренний голос, исполненный осмотрительности и здравого смысла, убеждавший меня отправиться вслед за ними. Но я пропустила его увещевания мимо ушей.

Я дольше обычного прилаживала лыжи и надевала очки, позволив группе Роба сделать основательный рывок на старте. Я не хотела, чтобы они думали, будто я набиваюсь к ним в компанию, и вовсе не желала, чтобы какой-то там любопытный старший братец с командирскими замашками отправил меня прочь, как нашалившую школьницу. Гора – эта не частное владение, и они не могли помешать мне ехать вслед за ними по их лыжне, так ведь? Я досчитала до двухсот, прежде чем воткнула палки в белый снежный наст и заскользила вперед.

Стоял один из тех восхитительных морозных деньков с сияющим чистым синим небом, когда кажется, что лучше лыж нет ничего на свете. Под ногами лежал толстый слой пушистого снега, выпавшего за ночь, я катилась по впечатанным в него глубоким лыжным следам, которые, словно указующие вехи, манили меня вперед. Я на мгновение замешкалась, доехав до ограды с распахнутой настежь калиткой, за которой лежала горка снега, представляя собой миниатюрную копию горы, с которой я собиралась съехать. А надо ли мне это, раздумывала я, нахмурившись, глядя на крутой спуск, начинавшийся почти сразу за деревянным забором. Я посмотрела вниз и увидела, что почти вся группа Роба уже катилась вниз по склону. Они довольно значительно оторвались от меня. Солнце светило мне в глаза, и я поднесла руку ко лбу, словно козырек, наблюдая, как они зигзагами двигались по глубокому нетронутому снегу, рассекая его, словно художник, кладущий быстрые мазки на холст. Я обернулась туда, откуда только что прикатила, на дорожку, ведущую к размеченной трассе. Ехать… не ехать? С минуту я колебалась, потом скрипнула зубами, сдвинула очки со шлема на глаза и направилась к неопробованной трассе.

Первые сорок пять секунд моего спуска оказались весьма непримечательными, а последние сорок пять – совершенно незабываемыми. У меня под ногами лежала трудная трасса, однако не настолько, чтобы я не могла насладиться первозданной красотой заснеженных гор, от которой захватывало дух. Я объезжала каменистые пятна, торчавшие из белого покрывала, словно острые серые зубы, готовые в любой момент укусить. Снежный проем сузился, и мои руки инстинктивно вцепились в лыжные палки, когда я напрягла все силы, чтобы сосредоточиться. Слева от меня склон резко обрывался вниз, и краем глаза я увидела вдалеке плотное скопление елок, укутанных толстым слоем снега. Помню, я еще подумала, что издали они выглядели совсем крохотными, почти нереальными, игрушечными, скорее напоминая малюсенькие фигурки на рождественском торте, нежели настоящие деревья.