Всего через несколько секунд кулинарные аналогии приняли не столь идиллический оборот, когда я увидела, как снег под моими лыжами начал смещаться и менять плотность. «Похоже на просеянную сахарную пудру», – помнится, подумала я, не понимая всей важности того, что вижу. Затем раздался звук, напоминающий грохот колес товарного поезда, быстро мчавшего с горы позади меня. Я слышала его рев даже сквозь бившиеся в ушах удары внезапно участившегося пульса. Я рискнула быстро оглянуться назад и тут же об этом пожалела. Вершина горы, всего несколько мгновений назад столь величественная и неподвижная, вдруг ожила, словно дремлющее белое чудовище. От нее отвалилась огромная снежная шапка и со все нарастающей скоростью скользила и струилась вниз по склону за моей спиной, поглощая на своем пути снег и извергая его в виде громадной белой стены, смертельно опасной и настигающей меня. Я пригнулась пониже и постаралась прибавить скорости, все еще не осознавая, что убежать от нее невозможно.

Воздух вокруг наполнился плотной снежной пылью, несущейся вниз и пытающейся достичь подножия склона раньше меня. Я понимала, что всего через несколько секунд преследовавшее меня чудовище окажется впереди. И тут сквозь снежную пелену, из ниоткуда возникла темно-синяя вспышка, или так мне показалось. Метрах в десяти впереди меня мой путь пересекла тень. Это оказался еще один лыжник, мужчина или женщина – определить было невозможно. Но его, как и меня, вот-вот должен был проглотить один из самых опасных и ненасытных в природе хищников. Мчавшийся впереди меня лыжник оглянулся, и я заметила, что это мужчина. Через какую-то долю секунды он увернулся от надвигавшейся лавины и ринулся ко мне. Все вокруг, казалось, замедлилось, когда меня накрыло адреналиновой волной, и я увидела, как лыжник в синем кивнул влево в сторону обрыва и сам туда свернул. Он опять кивнул, словно требуя немедленного ответа на вопрос. Он говорил мне: прыгай. Спрыгнуть с обрыва и пролететь бог знает сколько метров до заснеженной земли внизу, чтобы увернуться от лавины? Сердце мое сжало что-то еще более холодное, чем ледяной склон, по которому я мчалась. Я каталась на лыжах, но не прыгала. Никогда не прыгала, и сегодня, разумеется, выдался совсем неподходящий день, чтобы начать. Он кивнул в последний раз, гораздо более повелительно, чуть отклонился, окончательно сменив направление, а потом взлетел над краем склона. Какую-то секунду он висел в воздухе, словно большая синяя колибри, окруженная лыжами и палками, а затем стремительно исчез из виду.

Позади меня рев сделался оглушительным, а мои лыжи как будто уже не скользили по снегу, а ударялись и спотыкались о него. У меня не оставалось другого выбора, если только я не хотела быть похороненной под тоннами снега и камней. Я свернула так резко, что чуть не потеряла равновесие и не упала, но в последний момент мне удалось удержаться. Обрыв стремительно приближался. Я понятия не имела, что там внизу: деревья, скалы, изувеченное и искореженное тело еще одного лыжника. Никто в здравом уме и твердой памяти и не вздумал бы прыгнуть. Я решилась.

Я почувствовала, как из-под лыж исчез снег и под ними засвистел воздух. Скорость и инерция моего движения означали, что траектория снижения не была отвесной, вместо этого – всего лишь несколько восхитительных мгновений – меня несло по воздуху, я практически находилась в свободном падении, словно парашютист в затяжном прыжке. Затем вмешалась физика, тяготение или еще какой-то дурацкий научный закон, и я понеслась вниз в отчаянном и хаотичном переплетении палок и машущих рук. Я видела, как на меня надвигается земля, к счастью, без камней, но прямо передо мной показались деревья, которые внезапно сделались совсем не крошечными, не безобидными и нисколько не напоминающими украшения на торте. Вот тут я поняла, что мне и вправду не повезло, поскольку была практически уверена, что мне никоим образом не удастся избежать столкновения с ними.

Я приземлилась почти что на лыжи. Сама не знаю как, наверное, просто повезло. От удара о снег все мои внутренности содрогнулись с такой силой, что мне показалось, будто какие-то из них явно сместились от удара. Каким-то чудом мне удалось не врезаться в плотные заросли деревьев, но передо мной оказалась самая крайняя ель. Если бы она несколько сотен лет назад начала расти примерно на полметра левее или если бы я прыгнула секундой позже, то точно бы в нее врезалась. Я попыталась уйти в сторону, но еще не восстановила равновесие после приземления и в панике не смогла удержать лыжи от перехлеста, отчего взвилась в воздух, после чего рухнула в снег. Внутри меня раздался взрыв боли, какой я в жизни не испытывала, когда моя левая лыжа на полной скорости зацепилась за торчавший из-под снега корень дерева.

В голове у меня завертелся калейдоскоп цветов. Красный: пульсирующая кровь, алые языки боли. Я чувствовала ее везде, но больше всего в левой ноге. Затем синий: мелькнувший рядом со мной, надвинувшийся на меня темно-синий цвет лыжного костюма – не моего, я была в розовом. Последним наплыл белый. Белый был везде: надо мной, подо мной, он залепил мне очки, рот и ноздри, когда я остановилась, уткнувшись лицом в снег.

– Не шевелись! – Такими стали первые сказанные им мне слова.

Позже мне всегда казалось, что в этом первом «представлении» должно было прозвучать что-то более запоминающееся или менее прозаичное, нежели резко отданная команда. Но цели она все же достигла. Я оставила попытки пошевелиться и уронила голову на замерзшую ледяную подушку. Потом резко выдохнула, очистив от снега нос и выплюнув его изо рта. Он оказался с розовыми вкраплениями, словно экзотический сорт мрамора. Вот только во внутреннем кровотечении не было ничего экзотического.

Он опустился на колени рядом со мной, но я видела лишь синюю водонепроницаемую ткань его лыжных штанов. Голос у него оказался на удивление спокойным и ровным.

– Где болит?

– Везде, – ахнула я, слегка царапая губами снег, потому что уткнулась в него лицом. – Она ушла? Все кончилось? – От жуткой паники мой голос звучал как пронзительный крик перепуганной птицы.

– Ушла. Все позади.

Я напрягла слух, но какофония природы сменилась тишиной.

– Тебе повезло, – продолжил он. – Если бы мы не прыгнули именно тогда…

Лежа лицом в снег, с левой ногой, которую словно сунули в огнедышащую печь, я бы не сказала, что мне крупно повезло.

– А если все начнется снова? А вдруг еще один толчок?

– Такое случается после землетрясений, – ответил он сдержанным и успокаивающим тоном. – По-моему, у нас сейчас есть о чем беспокоиться и давай-ка не придумывай новых поводов для паники. – Он повернулся и чуть ближе наклонился ко мне, но я так и не смогла увидеть его лица. – Так, где больше всего болит?

– Левая нога, – ответила я дрожащим голосом. Мое тело одолевал шок, смывая последние следы адреналина. – Очень болит.

– Сейчас я проверю, нет ли у тебя других повреждений, хорошо?

Я испуганно кивнула головой в шлеме. Я почувствовала, как его руки осторожно касаются меня, когда он тщательно обследовал мой позвоночник, а потом прошелся по обеим рукам от плеча до запястья.