Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Разумеется, я изменилась! – воскликнула я. – Я полностью изменила свою жизнь.
– Да-да, конечно, я знаю. – Но вид у нее при этих словах все равно оставался сокрушенным.
На следующий вечер, когда мы ложились спать, она спросила:
– А как насчет гада? Ты его вспоминаешь?
Мне хотелось солгать, сказать, что я и думать о нем забыла, но я знала, что с Алисон такая ложь не пройдет.
– Не очень часто, – нашлась я, что сказать, после паузы. – Стараюсь не вспоминать.
– С тех пор я его не видала, – объявила она сумрачно.
– Было бы удивительно обратное.
– Я часто заезжаю в Доннибрук, – продолжала она. – Думаю, может, натолкнусь на него как-нибудь. Натолкнусь в прямом смысле.
– В этом нет нужды. Я им переболела.
– А мне все еще хочется его убить! – Она обняла меня за плечи.
– Не будь идиоткой! – Но все равно мне было приятно слышать, что она хочет его убить.
Мы пошли осматривать достопримечательности. В огромных залах Прадо мы едва не потерялись. Я сказала, что Алисон – единственная в семье, кто умеет ориентироваться на местности. Но когда мы в третий раз прошли мимо одного и того же портрета семнадцатого века, то сразу поняли: пора бежать отсюда.
Вместо музея мы пошли за покупками. Алисон купила себе голубые кожаные лодочки и голубой с белым костюм.
– Классная тряпочка! – восхищенно говорила она, когда мы уже вышли на улицу. – Однако здесь жарко!
– Я уже привыкла.
– Бедняжка!
В воскресенье вечером мы сидели с ней в кафе под большим зонтиком и пили пиво.
– Здесь просто рай! – щебетала Алисон, разглядывая прохожих. – Будь моя воля, я бы осталась здесь навеки.
«Я тоже», – размышляла я про себя. Хорошо вот так сидеть на старой мадридской площади и слушать гитарные звуки, смотреть, как вокруг по булыжной мостовой носятся дети, играют в салочки, в то время как их родители шумно болтают, периодически покрикивая: «Антонио!» или «Кристобаль!», когда ребенок ускользает от их всевидящего ока. Но еще лучше сидеть вот так, неожиданно пришло мне в голову, когда рядом находится любимый человек.
Гитаристы играли музыку Битлов – самую мелодичную, балладную, медленную. Они были одеты в обязательные облезлые джинсы и майки с картинами Миро. Просто возвращение хиппи, подумала я, разве что тогда не было кроссовок Рибок.
– Так почему ты не завела себе бойфренда? – вдруг спросила Алисон.
– Что?
– Не увиливай, Изабель, тебя знаю! У тебя всегда на хвосте висел какой-нибудь парнишка.
– Только не сейчас, – пробурчала я.
– Не можешь же ты оплакивать его вечно!
– Я не оплакиваю.
– Оплакиваешь!
– Не говори глупостей, Алисон!
– Я просто констатирую факт, вот и все.
– Я не оплакиваю. И бойфренда у меня нет. Но зато у меня есть друзья. И социальной лишенкой тебе меня не сделать.
– А куда же тогда девался твой вес?
– О, вот куда ты клонишь? – Я гневно взглянула на нее.
– А что? Что я такого сказала? Я только говорю, что ты его оплакиваешь, худеешь, много пьешь, но это же факты!
– Ради бога, Алисон! – взмолилась я. – Прекрати меня критиковать! Я знаю, что много пью. Но меня же не привозят домой в бесчувственном состоянии! И работаю я нормально! Просто мне нужно что-нибудь иметь для себя, вот и все.
– Но…
– Никаких но! – Я снова пламенно взглянула на нее.
– Но если пить по нескольку бутылок в день… – не унималась она.
– Послушай, Алисон! – Тут уж я разозлилась не на шутку. – Занимайся своими делами! Можешь приезжать ко мне, когда хочешь и на сколько хочешь, но только не вмешивайся в мою жизнь!
– Хорошо, – сказала она покорно. – Я не буду вмешиваться.
Больше мы к этой теме не возвращались.
Алисон очень понравился Мадрид. Она сказала, что с сожалением возвращается домой. Я рассталась с ней в зале ожидания международного аэропорта Барайяс.
– Я рада, что ты приехала, – обняла я ее напоследок.
– Спасибо за прием.
– Приезжай еще.
– Приеду.
В доме без нее казалось очень пусто.
(Сальвадор Дали, 1923)
Погода становилась все жарче и жарче. Теперь я знала, что имеют в виду мадридцы, когда называют свой город адом. Солнце, кажется, проникало сквозь каменные стены домов, раскаляло мостовую, как сковородку, и та, в свою очередь, начинала излучать душное, сухое тепло. В офисе мы работали с восьми до пяти, и я выработала привычку, придя домой, сперва устраивать себе сиесту, и только потом, ближе к ночи, когда жара спадала, снова выходить на улицу.
Чаще всего я проводила время с Барбарой и Бриджет. Эти девушки умели как следует поразвлечься, и когда я была с ними, то тоже развлекалась на полную катушку.
Однажды я снова встретила Игнасио. Он стоял у барной стойки и попивал коктейль.
– Привет!
– О Изабель! – Он едва не поперхнулся своим коктейлем. – Вот уж не думал, что увижу тебя когда-нибудь снова. Я даже решил, что ты уехала домой.
– Нет, не уехала. Но была очень занята.
– Это все равно. – Его глаза затуманились. – Ты тогда от меня так странно убежала.
– Прости, пожалуйста, – сказала я. – Я понимаю, что поступила ужасно. И даже не могу найти слов в свое оправдание.
– Ну ладно, – улыбнулся он. – Хочешь что-нибудь выпить?
Я тоже заказала себе коктейль.
– Чем ты занималась все это время? – начал расспрашивать он. – Тебе было весело?
– Сплошная работа.
– Но послушай! В этом нет ничего примечательного!
– Ну и что? Мне нравится моя работа.
– Наверное, лучше, чем в банке «Бильбао».
– Не знаю, я никогда не работала в банке.
Я понятия не имела, зачем сюда пришла. И желания болтать с Игнасио у меня не было никакого. Он мне нравился, конечно, но я его почти не знала. Мои мысли слегка путались.
– Хочешь, пойдем куда-нибудь поедим? – предложил он.
Мне было все равно.
– Тут за углом есть один милый ресторанчик. Называется «Мирабель». Ты была там?
– Нет.
– Иногда во время отпуска я там подрабатываю. – Он широко улыбался, глядя на меня. – Я отличный официант, и с подносом в руках объездил чуть ли не все европейские столицы.