не знала, как вести себя рядом с ним. Единственное, что она могла придумать, — это убежать, и она с радостью сделала бы это. — Вам нужно ещё что-то?

— Нет-нет, Ваше Величество, — грузно поднявшись из-за стола, поспешно поговорила настоятельница, — я уже закончила со всеми делами здесь, мне пора.

— Всего доброго, мра Асвейг, — мужчина подозвал одного из своих охранников. — Тол Логмэр, проводи нашу гостью.

Харальд отошёл в сторону, пропуская быстро откланявшуюся настоятельницу. Всё это время его обманчиво спокойный взгляд не отрывался от лица Ангелины. Он смотрел на нее слишком долго, пока ей не показалось, что он видит ее насквозь. В его глазах было что-то такое, что заставило ее почувствовать себя маленькой и незащищенной. Внезапно она поняла, что смотрела на него, не видя его.

Бросив Гудхильд краткое "прочь" он медленно подошёл к столу. Сердце девушки забилось с утроенной силой, когда мужчина опустился на стул напротив неё — туда, где всего пару минут назад сидела Асвейг. На губах его по-прежнему играла улыбка, но пульсирующей на его лбу вене можно было понять, что он злится.

Прервав мучительное молчание, он холодно спросил:

— Интересуешься моей биографией?

Его голос его, так же, как и лицо, казалось подобно айсбергу — демонстративно безопасный на поверхности, в глубине он скрывал ледяной массив из эмоций. И эмоции эти были не самыми приятными.

— Я… — Ангелина прочистила горло. Исходящий от Харальда холод хлестнул по её коже ознобом, заставляя вздрогнуть.

— Мне просто хотелось узнать вас получше, — наконец ответила она.

Мужчина хмыкнул.

— О, вот оно что, — саркастично произнёс он. — Если у моей дорогой невестушки есть желание узнать меня получше, то почему она не пришла ко мне с вопросом, м? Мне казалось, — тон его резко переменился, став грубым, — что мы достигли определённого… понимания. Или я ошибался?

— Не ошибался, — Ангелина заставила себя взглянуть в его глаза.

— Я не понимаю, в чём проблема, Ваше Величество. Вы собираете обо мне всякие гнусные сплетни со всех уголков мира, но стоило мне попытаться поговорить о вас с кем-то, так это сразу стало чуть ли не преступлением!

— Проблема в том, Ваше Высочество, что сплетни о тебе я был вынужден собирать, потому что мы не были знакомы лично. И я не сидел при этом в компании старой перечницы и своего нового увлечения, упиваясь ими — это была добываемая моей разведкой информация.

— Божество, ты серьёзно? — Хотя инстинкты девушки, напуганные реакцией мужчины, кричали ей быть осторожной, она позволила себе звучать раздражённо. — Это всего лишь безобидный разговор, вот и всё! Я всего лишь хотела узнать о твоей семье чуть больше, но ты преподносишь всё так, будто я собрала всех твоих бывших, и мы дружно принялись обсуждать ваши… постельные дела!

— Ещё раз, Генриетта, — венка на лбу конунга стала рельефнее, а пересекавший левую часть лица шрам потемнел, — что тебе мешало спросить об этом у меня?

Губы Ангелины скривились. Её подсознание требовало прекратить препираться с Харальдом.

"Извинись перед ним, — нашёптывала здравомыслящая часть мозга девушки, — скажи, что сожалеешь, и он простит. Он хочет этого".

Но другая часть, у которой, видимо, имелись серьёзные суицидальные наклонности, упрямо проговорила:

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться! Я не планировала делать — и не сделала — ничего плохого. Какая, чёр… Великий Душитель побери, вообще разница от кого я узнаю о твоём прошлом? Особенно в свете того, что обо всём, что мне рассказала Асвейг, и так всем известно.

Харальд откинулся на спинку железного стула. Его светлые глаза сияли от охватившего всё его существо раздражения, подобно обласканному солнцем льду, а губы нервно подёргивались. Сидящая напротив него Ангелина не шевелилась. Её твёрдое намерение одержать победу в этом споре отодвинуло в самый угол инстинкт самосохранения, и теперь вырывалось наружу через её полный настойчивой уверенности взгляд, который продолжал буравить молчавшего мужчину.

"Ну же, скажи что-нибудь, — мысленно обращалась к нему она. — Покажи мне, какой ты истерик, какой ненормальный. Пусть и у меня появится право тыкать тебя носом в твоё дepьмo, как ты тычешь меня в дepьмo этой cyчки Генриетты".

Конунг прикрыл глаза и устало провёл ладонью по лицу. Покачав головой, он, наконец, произнёс:

— Мне не нравится, когда обо мне говорят за моей спиной, — его голос был по обыкновению спокоен, и в нём не вибрировала больше злость. — Если ты захочешь ещё что-нибудь узнать про меня, то приди ко мне.

Сердце Ангелины пропустило удар. Её сопротивление, готовое вот-вот обрушиться на будущего супруга волной ярости, всего в одно мгновение оказалось поглощено его казавшемся бескрайним морем спокойствия. С шумом выдохнув, она холодно проговорила:

— Как угодно Вашему Величеству. Это всё?

— Да, — Харальд поднялся из-за стола, — это всё. До встречи на ужине, Ваше Высочество.

— Всего доброго, Ваше Величество.

Конунг вышел, сопровождаемый заинтересованными взглядами нескольких ошивавшихся в трапезной слуг. Допив остававшееся в её кубке разбавленное вино, Ангелина, тоже молча, покинула комнату.

* * *

— Да что с тобой не так, тупая подушка?

Приподнявшись, Ангелина снова взбила подушку.

За окном уже давно взошли две луны, робко просачивающиеся сквозь неплотные шторы своим тусклым светом. Замок стих; тишину спальни нарушал лишь звук мерно потрескивающего камина.

Со злостью швырнув набитый гусиными перьями мешок обратно, девушка откинулась на спину. Вот уже битый час она пыталась уснуть, но по какой-то непонятной причине Морфей настойчиво игнорировал все её попытки, лишая своей компании.

Определённо, всему виной был Харальд. Это из-за него Ангелине пришлось пережить сегодня серьёзный стресс, и именно этот стресс и стал причиной бессонницы.

— Мине ни нравица, кёгда обё мне говоят за моей спино-о-ой, — намеренно коверкая слова мужчины, повторила она. — Ну какая цаца, вы посмотрите на него.

Перевернувшись на бок, девушка зевнула. Говоря объективно, ещё и до стычки с конунгом её охватывала необъяснимая тревога. Будто кто-то перевернул бочку с горящей жидкостью в помещении в открытым огнём — медленно, но верно нить горючего растягивалась на полу, неумолимо приближаясь к своей цели. Точно так же растекалось в ней и беспокойство. Начиная к кончиков пальцев, оно поднималось выше, до самой головы, проникая в каждую клеточку её тела, пока не поразило мозг, не захватило центры её восприятия. Теперь всё, что бы ей не довелось увидеть, услышать или осязать воспринималось ею через призму этого беспокойства.

Слуги о чём-то шепчутся? Очевидно, они говорят о ней. Расположенный к ней ярл бросил на неё странный взгляд? Он точно скрывает от неё нечто страшное и испытывает из-за этого стыд. Кольнуло в боку? Кто-то натёр одежду ядом, чтобы