И мне было жаль её, было жаль меня, было жаль всех людей, живущих в яви. Я начинала ощущать вину; за то, что не получалось исправить то, что совершено не мной, а волколаками. Однако, я ощущала ответственность на себе.

Мы не справляемся, пусть это от нас и не зависит. Только что мы ещё больше отдалились от цели. Потому что, вероятно, приди мы раньше – мы бы успели быстрее волков и спасли бы Дивию.

Я присела на мраморный пол и разочарованно вздохнула. Усталость накрывала меня с головой – после завершения длинного путешествия, моё тело решило, что может, наконец, отдохнуть. Пока Велес и Ян всё ещё осматривали замок, я более не двигалась с места, не вслушиваясь в отголоски их голосов. Меня всю окутал ветер. И я понятия не имела, где бродит Кинли. Через некоторое время они вернулись и объявили, что пора уходить.

Путь обратно был тягостным и долгим. Млечная река была бесконечной дорогой, отбрасывающей нас к началу. Я не знала, что мы будем делать дальше. Сколько ещё мне придётся здесь пробыть. Привыкая к головной боли и давлению в висках, я понимала, что до конца они всё равно не пройдут. Молча вглядываясь в белый пар, окружающий нас, я размышляла над причинами того, почему выжила. С одной стороны, в этом мог быть смысл, потому что я смогу остановить волколаков, но ведь и смерть могла ошибиться, не забрав меня вместе с моей семьей.

Или ошибся Ян, спасая меня.

В глубине души я признавала, что ему следовало спасти тогда Кристину. Ему следовало каким-то образом успеть это сделать. Ведь в моей жизни уже было мало смысла, если Дивию мы всё же не найдём. А Кристина – унаследовала мою магию.

Моё спасение было эмоциями, которым поддался Ян.

Я оперлась боком о борт и положила голову на край лодки. А затем меня захватили раздумья о моей семье, которую я потеряла навсегда, и скорбь по ним. Я была не против даже поплакать, но не хотела делать этого при Яне и Велесе. Почувствовав, как начали наворачиваться слезы, я закрыла глаза. И не заметила, как печальные мысли в моей голове прервались сном.

Мне снились странные видения. Угнетающие и пугающие. Беспокойные…

Я снова видела себя ребёнком, мне снова было пять, и мы шли с Яном вдоль леса к Ореховке – дому фоков. Он держал меня за руку, и я была рада, что он, наконец-то сдержал свое обещание, и ведет меня исполнить мою маленькую детскую мечту. Мы приближаемся к берегу, когда я издали вижу этих лоснящихся на солнце похожих на тюленей созданий, а затем бурая туча накрывает небо, и вдруг я вижу, как в считанные секунды всё кругом покрывается грязно-оранжевым светом. Над головой загораются два светила: солнце и луна, приближается затмение, и я перестаю чувствовать ладонью руку Яна. Поворачиваясь в его сторону, я больше его не вижу. Одна, я стою на берегу посреди выросших из земли крестов старинного кладбища с деревянными нарубами на могилах. Вдруг слышу скрежет – кто-то царапает по коре. Один из нарубов, что рядом со мной, начинает шевелиться и земля под ним разверзается. Из могилы, выбирается нечто – костлявое, в чёрных порванных лохмотьях. Костомаха. Существо хватается за крест, чтобы подняться из гроба. Оно смотрит на меня. Я зову Яна, но его рядом больше нет. Оглядевшись, наблюдаю, как повсюду нарубы начинают дребезжать – пробуждаются все, кто был в могилах. Выбравшаяся костомаха начинает нестись в мою сторону, и я – маленькая девочка с двумя высокими хвостиками на голове с визгом несусь в сторону озера, и бросаясь в воду, погружаюсь с головой…

… Я выныриваю. Я вижу себя уже без хвостов – мои волосы мокрые, тёмная челка закрывает глаза. Руки Яна, вытаскивают меня из воды, держащие за талию. Мне восемь. Мы купаемся на Старике, на Виверне. Глядя в лицо дракону я задорно смеюсь – он учит меня нырять. Я будто знаю, что здесь неподалеку должны быть отец и Кинли, которые должны ловить руками рыбу, но я не вижу их и не слышу шуршания у берега, в кувшинках. Мой взгляд быстро поднимается к небу – совершенно внезапно она становится оранжевым и затмение настигает меня. С моих губ срывается имя Яна, но я снова не ощущаю его рук. На обрывистом берегу поднимается пыль, из которой появляется скелетообразное существо. Та же самая костомаха преследует меня. Я кричу, но она приближается к озеру и заходит в воду. Мои маленькие ручки пытаются судорожно грести вглубь, но я ещё плохо умею плавать. Нечто хватает мою лодыжку – её сжимает сильная хватка. Костомаха догнала меня и тянет вниз, на дно, в ледяную и чёрную пучину воды.

…Холод. Холодно и темно. Скрестив руки на груди, я двигаюсь по обочине трассы в сторону дома. Сумерки покидали горизонт, уступая место тьме – мои голые плечи обдает зябкий ночной ветер. На мне лишь топ на бретельках и джинсовые шорты. Челка уже отросла и я неделю назад сделала себе стрижку каре, обрезав длинные волосы, струившиеся по пояса, без разрешения мамы. Сама, старыми ножницами, в своей ванной. Мне пятнадцать. Я иду вдоль дороги одна, из города, куда родители отпустили меня с трудом – мой переходный возраст длится уже пару лет. И сейчас, в обостренной его фазе, они совсем не знают, что со мной делать: для них я одеваюсь слишком открыто, провожу время в плохой компании, где есть несколько взрослых ребят и слишком часто прошу отпустить меня в Гомель. Ян с моими родителями в этот вопросе на одной стороне. Но теперь, когда я иду вдоль трассы пешком домой, я осознаю, что в этот раз они все могли оказаться правы, потому что одета я для поздних вечерних прогулок слишком легко, а моя компания оказалась действительно не очень хорошей – парни должны были подвезти нас с Вероникой домой, но тот, кто за рулем, был нетрезв, и хотя я сперва согласилась ехать, то испугавшись его вождения, попросила меня высадить на полпути. Они уехали дальше, оставив меня. Теперь мне изредка попадаются встречные машины, отсвечивая дальним светом фар, ослепляя меня. И я должна быть дома через четверть часа – если я не успею дойти, то мама начнет звонить и всё поймет. Поймет, что я облажалась, и тогда они победят. Но сегодня просто не мой день, потому что я слышу рёв двигателя позади себя, машина проезжает мимо, однако тормозит впереди и сдает задним ходом. Сердце в моей груди замирает. Водитель начинает открывать окно. Я холодею. Я не знаю, что мне делать. Потому что это Ян. Он зол на меня, он повышает на меня голос, а я плачу. Он усаживает меня в машину и везет домой. Мы вообще не разговариваем с минуту, и затем он остывает, и даёт мне понять, на что именно злится – я не позвонила никому, когда мне нужна была помощь. Не позвонила ему. Пытаясь объяснить причины, я замолкаю. Потому что он обрывает меня, и говорит, что какие бы не были между нами разногласия, я всегда могу и должна к нему обращаться. Что он никогда не оставит меня, и даже сейчас он обещает ничего не рассказывать маме и папе, если я дам слово, что в следующий раз обращусь к нему. Я киваю, кажется, мы миримся. В этот вечер я понимаю, что мы друг для друга нечто большее. Что он не просто строг со мной, не просто заботится. А любит меня. Как и когда я была ребёнком. Знаю, что он по-прежнему не всегда будет на моей стороне, но сегодня он там оказался. И я даже улыбаюсь, отвернувшись в окно. Однако, вижу там нечто странное – впереди загорается рассвет. Оранжевый грязный и стремительный. Взрывается яркая вспышка – трасса окрашивается в бурый цвет. По ней, навстречу нам несется тень – и я узнаю своего преследователя. Костомаха. Она бросается на машину, нас начинает выносить на обочину. Я испуганно оборачиваюсь в сторону Яна, но его нет за рулём. Я одна. Мой оглушающий визг разносится по салону, кресло подо мной дребезжит, а затем я оказываюсь в воздухе – машина переворачивается в воздухе и с грохотом приземляется. И я ощущаю настоящую боль и знаю, что умираю. Оказываюсь снова в темноте.