«Я знаю, что здесь кто-то есть, но и он знает, что я пришла... Почему он молчит... почему молчу я?

Кто это может быть?

Что за ночь-то у меня сегодня!!!»

Вздохнув еще раз, я почувствовала запах алкоголя и полнейшей непутевости – все ясно.

– Арсений Захарович, какого черта! – воскликнула я и швырнула плед на пол.

– Аня, я сейчас все объясню, – забормотало необъятное чудовище, выглядывая из-за шкафа.

Как я его сразу-то не увидела – живот выпирал на два метра вперед.

– Да уж, объясните!

– Я подумал, что поиски затягиваются, ик-ик-ик, и я решил, что нужна моя помощь, ик-ик-ик.

– Не икайте в моем доме, – грозно сказала я.

– Извини, ик-ик-ик.

– Арсений Захарович, вы как сюда попали? О чем вы только думаете? Вы опять хотите в тюрьму?

Осиков попятился и плюхнулся на сломанный стул. Стул, как ему было и положено, завалился набок вместе с Арсением Захаровичем. Не жалко. Вернее, стул жалко, а Осикова – нет.

– Я, кажется, упал?

– Да ну, бросьте, – махнула я рукой, – это вам только кажется.

– Напрасно ты, Аня, иронизируешь, я уже пожилой человек, и ты могла бы помочь мне... ик-ик-ик.

– Как через двухметровый забор лазить, так вы молодой, как за маман моей волочиться, тоже вроде прынц, а как отвечать за свои поступки – так старый и хворый!

Я бы с удовольствием все это выкрикнула ему в лицо, но приходилось шипеть, причем практически в темноту.

– Я же по делу пришел.

– У вас тут не может быть никаких дел, – возмутилась я, – из-за вас мы все потеряем, вы будете думать головой, или я требую слишком многого?

Осиков самостоятельно поднялся, сцепил толстые пальчики на груди и стал оправдываться:

– Столько времени прошло, и никаких результатов, нам надо уезжать отсюда... ик-ик-ик... срочно уезжать...

– Это к чему такая срочность?

– Надо торопиться... обстоятельства могут сложиться против нас, я же как лучше хочу, чтобы всем было хорошо... давай мы сейчас найдем наши бриллианты и сразу же уедем... ты просила не икать, но я не могу больше сдерживаться... ик-ик-ик... ик-ик-ик.

Я схватилась за голову.

– Арсений Захарович, сейчас вы пьяны, и я ничего не буду объяснять, ибо это бесполезно. Но я могу обещать одно: если вы будете мне мешать и если вы сейчас же не уберетесь отсюда, я завтра же поговорю со следователем, и он, поверьте, душу из вас всю вынет! Я даже представляю, какие вопросы он будет задавать, когда узнает, что вы были здесь в ту ночь, когда украли колье. Убирайтесь отсюда немедленно, и чтобы больше я вас здесь не видела!

Кажется, мои слова дошли до Арсения Захаровича. Он подпрыгнул на месте, еще раз икнул и вылетел пулей из моего домика. Вот она – волшебная сила слова!

Вот теперь мне точно жарко. Ночь сплошного безумия.

Подойдя к печке, я машинально взяла зажигалку и щелкнула кнопкой. Яркий огонь заставил меня зажмуриться... все, как всегда! Куда катится мир, если даже зажигалки ведут себя так, как им хочется! Я затопила печку и легла в кровать.

– Я не прошу, а просто требую, чтобы мне показали хороший, желательно двухсерийный, цветной сон про любовь, можно даже с легкой эротикой, – сказала я и закрыла глаза.

Проснувшись, я притянула к себе мобильник – семь утра.

– Эх, могла бы еще спать и спать.

Порадовавшись, что ночью я все-таки не умерла от холода, я быстро вылезла из кровати, попыталась разгладить помявшиеся джинсы, отряхнула пылинки со свитера и вышла на улицу. Самым острым желанием в этот момент было добежать до зеркала. Вряд ли бессонная ночь положительно сказалась на моем внешнем виде – глаза наверняка бордовые, как перезревшие помидоры, а мешки под глазами повисли до подбородка. Мне хотелось привести себя в порядок до того, как проснется Воронцов.

– Доброе утро, – растянув губы в еле заметной улыбке, сказал Юрий Семенович. Он стоял у калитки и складывал в кучу картонные коробки и еще какой-то хлам. Наверное, планировал сжечь накопившийся мусор.

– Доброе утро, – кивнула я.

– Как спалось?

– Замечательно.

Ответила я спокойно и с достоинством, упоминать о ночном холоде не собиралась – им только дай повод, сразу выселят из домика.

– Не замерзла?

– Нет, спасибо вам за дрова.

Я мило улыбнулась и со вздохом отметила, что садовник уж слишком худой. «Надо проследить, что он ест, – пронеслось в голове, – может, и я тогда наконец-то распрощаюсь с лишним килограммом».

Юрий Семенович отвернулся в сторону леса и замер. Он сделал шаг вперед и тут же попятился назад. Интуиция... Моя интуиция погнала меня к калитке. Не было сказано ни слова, но я почувствовала, что дело дрянь...

– Иди сюда, – позвал Юрий Семенович и тут же добавил: – Нет, лучше не подходи.

Поздно, я была уже рядом. Садовник открыл калитку и вышел. В нескольких шагах от забора на земле лицом вниз лежал человек... неряшливый парень из поезда... И хотя я не видела его лица, но я не сомневалась – это он.

– Надо его перевернуть, – сказала я.

– Зови Максима Сергеевича, – пробормотал бледный садовник.

– Вы правы, наверное, трогать ничего нельзя.

Я пулей полетела в дом на второй этаж: мимо гостиной, мимо Екатерины Петровны, которая, увидев меня, сразу сдвинула брови, и мимо Евгения Романовича, который почему-то спал в кресле. Вбежав в комнату Максима, я обнаружила, что он спит (нормальный человек, в отличие от нас всех).

– Максим Сергеевич, Максим Сергеевич... – я принялась его толкать, – Максим Сергеевич!

От звенящего в ушах шока я называла его по имени-отчеству.

– Что стряслось?

– Там человек мертвый, скорее!

Максим скоростными отточенными движениями надел брюки и накинул рубашку. Интересно, сколько раз ему приходилось вскакивать вот по такой тревоге?

– Что там?

Мы почти бежали.

– Мужчина... лежит лицом вниз, мне кажется, мертвый, у него кровь на голове...

Я произнесла слова машинально, и только в этот момент осознала, что действительно видела кровь....

– Куда? – коротко спросил Максим, когда мы выскочили на улицу.

– За калитку.

Юрий Семенович курил. Мужчина все так же лежал. Меня трясло, а на лбу выступил пот, и я все никак не могла определить – холодно мне или жарко.

Максим подошел к парню, наклонился и проверил пульс, нахмурился и шагнул в сторону.

– Отойдите с сигаретой, – сказал он Юрию Семеновичу.