– О господи, ну что за бред, – вздыхает Холли. – Мы беседовали о самобытности и новизне. Тебе же это не интересно?

Джулия фыркает в стакан с пряничным напитком.

– А мы как раз беседовали о том, что половина Килды – лесбиянки, – огрызается Эндрю. – Вам же парни не интересны?

– Можно мы останемся и проверим? – ухмыляется один из прихвостней Эндрю.

– Мне вот ужасно любопытно, – задумчиво произносит Джулия. – Вам, ребята, никогда не хочется просто поболтать между собой? Вы тусуетесь вместе, только чтобы отсосать друг другу по очереди?

– Эй! – возмущается другой. – Полегче, ну. Твою мать.

– Боже, да вы прямо короли пикапа, – говорит Бекка. – Вот теперь я от вас без ума.

Джулия, Холли и Селена, оторопев, смотрят на нее, а потом взрываются смехом. Спустя миг Бекка присоединяется к ним.

– Да кому на хрен дело, от кого ты там без ума? – выходит из себя парень. – Сучка уродливая.

– Ой, как грубо. – Селена изо всех сил старается сдержать смех, из-за чего остальные хохочут еще громче.

– Кыш! – машет ручкой Джулия. – Пока-пока.

– Придурочные, – делает вывод Эндрю; он слишком самоуверен, чтобы чувствовать себя уязвленным, но страшно возмущен. – Вам нужно всерьез подумать о своем поведении. Пошли, парни.

И они встают и шествуют дальше по “Корту”; мальчишки на их пути разбегаются в стороны, а девчонки провожают их глазами. И даже задницы всех троих выглядят недовольными.

– О боже, – Селена, хихикнув, прижимает ладонь ко рту, – вы видели его рожу?

– Наконец-то мы сумели до него достучаться, – картинно стряхивает со лба пот Джулия, – даже баран быстрее сообразил бы.

Это рождает еще один приступ хохота. Бекка цепляется за ветку рождественской ели, чтобы не упасть с бортика фонтана.

– Походочка, – Холли тычет пальцем вслед парням. – Гляньте, как они идут, типа у нас такие могучие здоровенные яйца, что этим цыпочкам не справиться, такие яйца даже между ног не помещаются…

Джулия спрыгивает с бортика фонтана и изображает походку, Бекка все-таки сваливается на пол, девчонки уже практически визжат, так что охранник, неодобрительно хмурясь, подходит к ним. Холли сообщает ему, что у Бекки эпилепсия и если он их выгонит отсюда, это будет считаться дискриминацией инвалидов, и охранник удаляется, хмуро поглядывая через плечо и явно не слишком поверив.

Постепенно хихиканье стихает. Они весело смотрят друг на друга, в восторге от самих себя, потрясенные собственной дерзостью.

– Вот это было оригинально, – говорит Джулия Селене. – Ты должна признать. И, откровенно говоря, страшновато.

– Верно, – соглашается Селена. – Хочешь сохранить способность и дальше так действовать? Или хочешь вернуться к тем временам, когда была готова обмочиться от восторга, если Эндрю Мур вдруг заметит твое существование?

Тетка, надышавшаяся гелия, закончила петь “Я хочу на Рождество два передних зубика”. И за секунду до того, как включился “Малыш Санта”, Холли вдруг слышит совсем другую песню, лишь обрывок, полстроки, где-то вдалеке – возможно, за стенами “Корта”: Мне осталось, мне осталось только… – и тишина.

Джулия вздыхает и протягивает руку за пряничным питьем Бекки.

– Если ты думаешь, что я буду вылезать из окна по связанным простыням, как героиня дебильного фильма, ты дьявольски заблуждаешься.

– Нет, что ты, – успокаивает ее Селена. – Ты же слышала, что сказал папа Холли. Сигнализации нет на окнах фасада.

Главная роль достается Бекке. Изначально предполагалось, что щекотливую задачу возьмет на себя Холли или Селена – на случай, если медсестра вдруг хватится ключа. Холли лучше всех врет, а Селену просто никто никогда не заподозрит, зато на Джулию подумают в первую очередь, даже если ее ни в чем подобном никогда не уличали. И когда Бекка говорит: “Я хочу это сделать”, остальные ошарашены. Они пытаются убедить ее – Селена ласково, Холли тактично, Джулия бесцеремонно и прямолинейно, – что это плохая идея и пускай проблемой займутся специалисты, но Бекка упирается и настаивает, что она вызывает еще меньше подозрений, чем Селена, учитывая, что она действительно никогда не совершала преступления страшнее, чем дать списать домашку, и все считают ее пай-девочкой и подхалимкой – вот поэтому от нее в кои-то веки может быть толк. В итоге все понимают, что Бекку не переубедить.

После отбоя подруги инструктируют ее.

– Ты должна выглядеть достаточно фигово, чтобы она некоторое время подержала тебя в кабинете, – наставляет Джулия. – Но не настолько фигово, чтобы она отправила тебя обратно в комнату. Тебе нужно, чтобы за тобой типа немного понаблюдали.

– Но не слишком пристально, – напоминает Селена. – Не надо, чтобы она стояла над душой.

– Точно, – подхватывает Джулия. – Тебя будто бы тошнит, но ты не уверена. И ты думаешь, что тебе, наверное, нужно просто немного полежать.

Шторы в комнате открыты. На улице порядком ниже нуля, в уголках окна морозные узоры, небо прозрачной льдинкой укрывает звезды. Залп холодного воздуха, словно прорвавшись сквозь стекло, настигает Бекку, дикий и волшебный, едко пахнущий псиной и можжевельником.

– Но не прикидывайся, что тебя прямо сейчас вывернет на ковер, – уточняет Холли. – Это выглядит фальшиво. Действуй так, как будто не хочешь, чтобы вырвало. Типа изо всех сил сдерживаешься.

– Уверена? – спрашивает Селена. Приподнявшись на локте, она силится разглядеть лицо Бекки.

– Если ты не готова, – говорит Холли, – не вопрос. Только скажи сразу.

– Я готова, – возмущается Бекка. – Хватит уже спрашивать одно и то же.

Джулия ловит взгляд и легкую улыбку Селены: гляди, наша скромница Бекка, вот что я имела в виду…

– Молодчина, Бекси. – Потянувшись через проход между кроватями, она приветственно шлепает ладонь подруги. – Давай, не посрами нас.

На следующий день, лежа на узкой кушетке в медицинском кабинете, прислушиваясь к медсестре, которая напевает Майкла Бубле и заполняет бланки за своим столом, Бекка ощущает, как дикий холод ключа прожигает ее ладонь, и чувствует запахи лесной чащи, и лисьей шерсти, и ягод, и ледяных звезд.

Еще до отбоя они разложили на кроватях одежду и начали облачаться. Многослойно – ночь ясна и морозна. Фуфайки, толстые джинсы, а пижамы поверх всей этой амуниции, вплоть до нужного момента. Пальто затолкали под кровати, чтобы не греметь вешалками и не скрипеть дверцами гардероба. Угги выстроились в ряд у дверей, чтобы не копаться и не терять времени.

История обретает плоть, это словно игра, эксцентричная ролевуха, где им вручат игрушечные мечи и нужно будет сокрушить воображаемых орков. Джулия напевает “Порочный роман”, виляя бедрами и размахивая джемпером, как дерзкая стриптизерша; Селена вращается в вихре собственных волос; Холли присоединяется к ним с парой легинсов на голове. Они чувствуют себя глупо и дурачатся, чтобы отвлечься от ощущения неловкости.