– Господа мужчины, попрошу паспорта. Вы, девушка, тоже можете. Пометим вас «М». Извиняюсь за юмор. Возможно, неуместный. Пытаюсь поднять вам настроение.

Все привычно достали паспорта, но весельчак с «калашом» не стал их смотреть. Дальше, в Дружковке, какие-то парни в трусах и майках, но с винтовками даже не прошлись по салону:

– Документы у всех? Настроение хорошее? Чтоб таким и было. Марш!

На въезде в Краматорск стоял живой Бабай с анекдотической бородой и в папахе. Мимика у Бабая была матерная, он ругал крановщика – бетонные блоки были ни к черту, баррикады вышли кривоваты. Документы проверял мальчишка, еще не начавший бриться.

– Киевская прописка есть? Лучше сразу говорите.

У него был гранатомет с наклейкой «Донецкий и горжусь этим». Мальчишка неловко двинул меня гранатометом и извинился. Они все очень вежливы.

3. Страх и сталинки

Раньше Краматорск был о-го-го. Просторные парки, широкие бульвары, парадные сталинки, которым и Москва позавидует. Дырой он стал задолго до войны: при Кравчуке осыпалась лепнина, при Кучме распилили чугунные решетки, при Ющенко заросли бульвары, при Януковиче все потихоньку сгнило и запачкалось.

С виду – типичный российский райцентр. И лишь по голосам понятно, что это пока еще другое государство: певучее южное наречие с чудными вкраплениями – «дайте пополняшку на лайф».

Краматорск похож на Припять или на Сухуми: время встало в прошлом веке. Запустение заповедное, чисто штатское. Войны оставила мало следов: скелеты сожженных троллейбусов – и баррикады.

Моду на них задал Майдан, но там была агитация, не защита. Краматорские баррикады основательней, хоть и сделаны из подручного материала: доски, шины, игровые автоматы. Снимать эту красоту нельзя. Нарушителя сразу повели к командиру: усталый мужчина в спортивном костюме цветов ДНР сидел на корточках, опираясь на карабин.

– Аккредитация контрразведки, конечно, есть? – спросил мужчина.

Ее, конечно, не было.

4. Голоса и голуби

– У-у-у!

– Что?

– Я тут завхоз. У-у-у-у!

– Что вы делаете?

– А вы послушайте, какая в нашей школе акустика! У-у-у-у!

Люди сходят с ума от тишины. Стотысячный город мертв, и слышно, как на другом конце площади воркуют голуби.

Вдруг вой: сирена! танки! артобстрел! Я метнулся на землю, точнее, хотел метнуться: присел враскоряку у фонтана. Но это свадьба гудела. На капоте – георгиевские ленточки. Пухлая невеста скорчила рожу: фонтан, привычное место гуляний, давно высох. Школьники превратили его в доску объявлений: «отсосу недорого» – и телефон любимой одноклассницы.

Мир и война смешались в Краматорске. Инстинкты дают сбой. Здравый смысл отказывает. Я испугался фальшивой сирены, но когда наконец услышал настоящие выстрелы, принял их за раскаты далекого грома.

5. Вода и вопли

Полки полупусты. Еще не голод, но уже дефицит: нет, например, кошачьего корма. И нет воды. Редких прохожих – с ведрами и канистрами – встречает перестроечный возглас:

– Где брали?!

Воду раздают в школах, точного графика никто не знает, занимают наугад, записывают номерки на руках. Тут, в очередях, процветает забытое искусство публичной издевки – похожее творилось на Майдане, когда Януковича позорили в стихах и прозе. Люди легко заводятся и эффектно бранятся.

– Ой, не снимай меня, обижусь!

– Да я тебя вырежу, дурака. Все равно в кадр не влезаешь.

– Ты побыковать хочешь, дяденька?

– Я быковать не буду, но я тебя спрошу: ты кто такой вообще?

– Я-то, может быть, даже и голодающий житель города!

– Репу вон отрастил, голодающий!

– На брюхо свое посмотри!

Очередь на стороне Репы:

– Стервятники! Все у нас хорошо! Не снимайте нас! Гадины!

Репа моложе и сильней, и Брюхо, бранясь уходит. Он журналист местного, 12-го канала. Телевидение под контролем ДНР. Город тоже. Ухожу и я. Ведь у людей все хорошо, и я не хочу быть стервятником.

6. Поликлиника и поминки

В кафе «Как всегда и недорого», с дубовыми столами и средним счетом в 1 евро, гудели люди.

– Неплохо дела идут, как погляжу.

– Так у нас же поминалка.

– Что?

– Ну, поминальное кафе. Вам борщ или котлету?

Нормальные кафе закрыты. Закрыты почти все банки, ювелирные лавки, магазины техники. На разбитых витринах – «продаю», «продаю», «продаю». Закрыто все, откуда можно что-то вынести. Все, кому есть что терять, покинули город. Остались те, кому терять нечего: бюджетники.

– Я сама тамбовская. В поликлинике этой 20 лет работаю. Сын вырос, 11 классов закончил – а куда теперь?

– В Киев?

– Ой, да не смешите.

– В Россию?

– А деньги? Кому мы там нужны без денег?

– Вам ведь зарплату не платят с 20 мая?

– А что делать. Все равно работаю. А я такая. Я всегда была такая. Уперлась, как теля́.

Растерянность, апатия, покорность – вот на чем держится донецкая власть. Впрочем, только ли донецкая.

7. Мужики и музыка

Любимое занятие местных мужчин – сидеть на скамейке и ждать, что же будет. Результаты блиц-опроса предсказуемы:

– Тимошенко?

– Косу заплести – ума не надо.

– Стрелков?

– Отпустил усишки и думает, что генерал.

– Порошенко?

– Вафли лепить – не страной управлять.

– Кернес?

– В жопу ранили – и уже герой.

– Добкин?

– Хороший человек. Только бандит.

Национальный характер – выдумка, но на Украине так много стихийных анархистов, что это, кажется, и правда в здешнем характере. Веселое недоверие к власти пленяло на Майдане – пленяет и здесь, на войне. ДНР не доверяют, но Киев вызывает эмоции посильней: страх или ненависть.

Киев проиграл информационную войну. Кто может, смотрит «Россию-24», предпочитая московскую полуправду киевскому молчанию. Пропаганда порождает фольклор: вон на той горе, слышь, снайперша из Латвии сидит. А олимпийская чемпионка Пидгрушная, тоже снайперша, чтоб ее черти взяли, прям по детям палит, невзирая на Пасху. А слышали, на подступах дивизия израильтян? Совсем как люди, только жиды. Слышали? Слышали?

У ДНР есть свое радио – крутят Вику Цыганову и прочий блатняк, что-то про казачество и славянское единство. Между песен – объявления: детские лагеря под Орлом, автобусы до Ростова, сбор крови раненым бойцам.