– Надо договориться с бойцами. С их линейным командиром. У меня таких полномочий нет.

Философ Петя предлагал то же самое: договориться с тем, кто смотрит на тебя сверху.

Меня повели обратно, и вдруг я почувствовал этот снайперский взгляд с неба. Я почувствовал то, что чувствуют миллионы здешних: ирреальность жизни под прицелом. Кто это вокруг, почему они все не в нормальных, а в камуфляжных штанах? Почему у женского туалета оборудована огневая точка? Куда меня ведут, все ниже и ниже? Почему замки и камеры выдраны с мясом и повсюду дыры, из которых торчит шелуха? Зачем мы здесь? Губарев, Ника, Цыган, этот снайпер, я? Сидел бы в своей Москве, жрал шаурму, ходил к психоаналитику. Он, кстати, предупреждал, что это не я на войну поехал – это невроз меня повез. Бегу от мирных проблем, как лемминг с обрыва. Но это я, маленький человек. А Стрелков? Бородай? Журналисты, взявшие автомат, шахтеры, взявшие автомат, женщины, взявшие автомат, пиарщики, командующие «огонь»? Другие маленькие люди, ставшие большими? Почему мы все здесь, превращаем Донбасс во всероссийскую клинику неврозов? В чем кайф ходить под пулей?

Я не знаю ответа, нахожу Ленина и прошу еще компота – хороши вишни.

1. Милитари и мир

– Зря пристегнулся. Выдаешь происхождение. У нас не пристегиваются.

Война обострила природную наблюдательность таксистов. Неделю назад тут заново создали контрразведку СМЕРШ. Мой таксист мог бы там работать. Но вряд ли захочет.

– Вон туда (кивок направо) поеду. А вон там (кивок налево) опасно. Вдруг решат, что у меня машина лишняя. Не могу сказать, что были случаи. Но рисковать не буду.

Случаи – были.

«18 июня вооруженные автоматическим оружием люди, одетые в камуфлированную форму, отобрали у гражданина Д. автомобиль Chevrolet Aveo»

«22 июня вооруженные автоматическим оружием люди, одетые в камуфлированную форму, похитили два автомобиля, принадлежащие Укрсоцбанку»

«23 июня пятеро мужчин, вооруженных автоматическим оружием, одетые в камуфлированную форму, похитили гусеничный тягач».

Они повсюду, эти люди в камуфляже и с оружием. И никто не знает: то ли это Луганская народная республика, то ли бандиты – враги Луганской народной республики, то ли просто мода такая: милитари, без претензий на народность.

Кивок направо – это гостиница «Луганск», где из 19 этажей работает два. Относительно безопасное место. Кивок налево – лагерь луганского Антимайдана у здания СБУ. Место относительно опасное. Вот туда-то нам и надо.

2. Молебны и мобильники

Тут как в кино: просят отключать мобильные телефоны. Чтобы ракета не прилетела. Говорят, их наводят по мобильнику – так и погибла бригада телеканала «Россия».

– Займут вон ту высоту – шмальнут по тебе – и нам конец.

Киевский Майдан и луганский Антимайдан поразительно похожи. Чего, конечно, не признают ни те ни другие. Скамейки, палатки, дразнилки – все то же самое. Люди так же жгут костры и варят борщ. И молебны точно такие же, и женщины завороженно смотрят на лопату, вонзенную Турчинову в зад, – смеются и крестятся от смущения. Полгода назад точно такая же лопата торчала в заду у карикатурного Азарова. Как будто один художник рисовал.

– Когда с этой сукой кто-то разберется? Строит из себя богослужительницу, а сама всех на х…й посылает!

А матерятся здесь больше, чем в Киеве.

Город в кольце. Город боится, бранится и ждет конца перемирия. Ищут шпионов. Все на взводе. Но русский паспорт – почти индульгенция. Загадочное слово «Сноб» вызывает у этих людей приятные ассоциации со снопом пшеницы. Но не у всех.

– Ась? Клоп? Давай, клоп, борща с нами поешь. А сала не надо: от него ноги мерзнут.

Они простодушные, радушные, родные. И я чувствую себя почти предателем, когда слушаю их байки и признания: вот приезжал ваш депутат, привез пулемет по частям – собрали здесь, отправили на фронт, спасибо вам, Женя, что так помогаете!

Антимайдан свое дело сделал – силами этих людей новая власть заняла старые здания. И теперь здесь старики и дети в основном. Из палатки выходит красивая девочка Саша. Краснеет, собирает кудри в пучок и говорит, что обязательно будет журналистом. Или фотографом. Саша кормит пятерых котят и тушканчика. Белый котенок слеп.

Двое парней с нашивкой батальона «Заря» едят борщ. Они только что из-под Металлиста, где продолжаются бои. Измотаны. Ритмично сопят и хрустят луком. Один поднимает голову, и я с трудом фокусирую на нем камеру, а он с трудом фокусирует взгляд:

– Россия?

– Россия.

– Аппарат хороший, Россия. Ты с ним осторожней.

Да, Майдан и Антимайдан похожи. Взяв власть мирно, без оружия, они так легко и глупо передали ее военным.

3. Индия и интеллигент

Давным-давно, в мирное время, ходило шуточное доказательство, что Луганска не существует. И теперь его действительно нет. Сейчас это мумия города. Треть жителей покинула Луганск, оставшиеся – оцепенели.

В шаге от центральной, Советской улицы – тишина. Так тихо, что слышно насекомых и дыхание. И голуби оглушительно воркуют, как в умирающем Краматорске. Только здесь они говорят: «Чеку-у-ушку! Чеку-у-ушку!»

Моя спутница – Ольга Тодорова, луганский журналист. Она учит меня голубиному языку и здешнему сленгу. Частный сектор тут называется не «шанхай», а «индия» – «индивидуальная застройка». Из мелких домишек состоит Луганск, но в сердце «индии» – кварталы сталинок. Фантастическая гостиница «Украина», закрытая за ненадобностью, – неоклассика, конструктивизм и барокко. Вчера замки сняли и здание заселили неизвестные в камуфляже. Такие дела.

Ольга умная, тонкая и грустная – а грустит она от того, что в Луганске теперь не место умным и тонким. Так ей кажется. Может, так и есть. Во всяком случае, конструктивизм и барокко здесь теперь не обсуждают. Возможно, тут теперь никому не место.

4. Жиды и жизнь

Мой стул – с простреленным сиденьем. Я жду.

Здание администрации тоже с дырой – след от ракетного удара. К нему тянутся просители. Крикливая баба с понурым, толстым мужем – типичная луганская пара – жалуется на какого-то Горючко, который вымогает деньги, а в прошлом году «отбуцкал мужа в парке». Горючко – двоюродный дядя кума бывшей жены этого, отбуцканного, и пятеро бойцов ЛНР увлеченно разбираются в степенях родства.

– Знаю я этого Горючку – блатота! – говорит старшой и обещает что-то придумать.

Приходит белокурая грузинка Марго. Луганск – столица 120 наций, о чем Марго не забывает сообщить. Она массажист и хочет хотя бы в санитарки, но лучше – на передовую.

– А мужики сидят и бухают! – сокрушаются бойцы. – А лисичанские-то, слышь, совсем е. нулись – говорят, что у них своя республика. Приказы не выполняют.