Вопрос, почему преуспевающему бизнесмену и абсолютноздоровому человеку был уготован такой страшный конец, оставался открытым до техпор, пока следователи вплотную не познакомились с деятельностью егоиздательства.

Издательство называлось “Бельтан” и специализировалось навыпуске учебных пособий и книг для детей. Но в свободное от излюбленных деткамиШалтаев-Болтаев и Винни-Вилли-Винки время выдавало на-гора целые кипыоккультной литературы, в том числе и литературы по черной магии и сатанизму.

Так что происшедшее с Майским вполне вписывалось в схемупроизводственной травмы. Предприниматель пал жертвой своей собственной трудовойдеятельности. Хоть сейчас больничный выдавай!

В особняке были найдены целые связки подобной литературы. Даеще несколько сотен амулетов, магических рун и прочих ритуальныхпринадлежностей.

Со смертью главы семьи дело было закрыто, выгодный бумажныйбизнес в Карелии перекочевал к конкурентам, а издательство “Бельтан”, так и несменив имени, сменило владельцев. Новые хозяева послали подальше детскиекнижки-раскраски вместе с учебными пособиями по физике и основам начертательнойгеометрии. И оккультные опусы заодно. И переключились на производствоадреналиновых боевиков-однодневок.

А “Чертова мельница” так и осталась чахнуть у кромки леса.

Формально у Майского не было наследников. И во владениедомом вступила старшая сестра жены, которую никто и никогда не видел. Она непыталась продать дом, но, следует отметить, никто даже не пытался его купить.Иногда в окрестностях особняка появлялись ушедшие на покой криминальныеавторитеты, которые желали прибрать к рукам место трагедии. И поселить таммногочисленную родню, выписанную из Казани или Тамбова. Но, как правило, всеэто оканчивалось ничем.

Было и еще одно серьезное предложение — на этот раз отадминистрации Юкков. Одного из владельцев крупной сети питерских казинопосетила здравая мысль устроить в особняке развлекательный комплекс сбильярдом, боулингом, игровыми автоматами и прочими радостями. Радости эти,вкупе с готической архитектурой и такой же готической историей бывших жильцов,гарантировали бы комплексу процветание.

Администрация направила деятеля игрового бизнеса прямиком кнаследнице, но на этом все и закончилось. До сих пор неизвестно, имели ли местопереговоры. Вот только спустя месяц деятель покончил с собой в Монте-Карло,куда приезжал за передовым опытом. В его номере нашли пять тысяч долларов,выигранных накануне в казино.

А на “Чертовой мельнице” появился сторож.

Феликс Олегович Спасский.

Обвиняемый сейчас в убийстве гражданки Алексеевой ЕленыСергеевны. А сама Алексеева оказалась родной сестрой Татьяны Сергеевны Майской.И первой женой самого Андрея Ивановича Майского.

И — нынешней владелицей особняка.

Эти два потрясения обрушились на голову Забелина наследующий день после того, как тело было обнаружено. Так что Феликс Спасскийбыл не так уж не прав, когда заявил, что на работу его нанимала жена Майского.Возможно, она просто забыла упомянуть, что является бывшей женой.

Личность же самой двадцатишестилетней Мицуко тоже оказаласьдостаточно колоритной. Следствию удалось установить, что она приехала вПетербург из Южно-Сахалинска, где до сих пор проживала вся ее семья. Спустяполгода в ЗАГСе Центрального района на Суворовском, 41, был зарегистрирован еебрак с Андреем Ивановичем Манским. А еще спустя три месяца в Питер приехала еемладшая сестра Татьяна.

То, что Манский переметнулся от старшей сестры к младшей, невызвало у Забелина никакого удивления. Он хорошо помнил Мицуко (уж нетерриториальная ли близость ее малой родины к Японским островам вызвала к жизнистоль странное прозвище?) как свидетельницу по делу о самоубийстве КириллаЛангера. Забелин помнил и ее вызывающую помаду, и ее вызывающе острые скулы, идурацкую присказку “o'key-dokey”, и надменную дерзость, с которой девчонкаотпрашивалась в “дабл” в самый разгар дачи показаний. И вялую работу оперативников,которых она буквально парализовала одним своим появлением. Такие женщины былине способны ни на что другое, кроме как загаживать мужские мозги и лишатьмужчин воли к жизни. Да, Мицуко играла мужчинами, но в то же время не былашлюхой.

Респектабельной гейшей, так будет правильно.

Хотя для гейши ей явно не хватало ума и образования. Зато визбытке присутствовали деспотизм и капризное вероломство. И жажда постояннойсмены — и партнеров, и себя самой. Квартира Мицуко была забита массой тряпок,массой косметики, массой модных журналов, массой дорогих безделушек — из тех,что богатые мужчины дарят легкомысленным женщинам от избытка чувств.

Такого количества золотых украшений Забелин не видел ни водном музее. Эксперты, осматривавшие скромную квартирку Елены Алексеевой,только руками разводили: кольца и броши старинной работы, пасхальные яйца сбольшим подозрением на авторство Фаберже; массивные цепи, украшенные такими жемассивными камнями; колье, кулоны и даже одна диадема с бриллиантами. Все этовеликолепие было разбросано по квартире как ненужный, вздорный хлам, —даже к закончившимся тюбикам с губной помадой у Мицуко было больше почтения.

Даже к остаткам пудры.

Золото доставали отовсюду: из пепельниц, из тарелок дляфруктов и хлебницы, из разбросанных по дому туфель, из мыльницы и даже изтарелки с недоеденным салатом. Странно, что женщина, имеющая в арсенале такиепобрякушки, ходила в дешевых поделках из шайтанского агата, которые можнокупить в любом уличном ларьке.

Впрочем, это легко увязывалось с взбалмошным характеромМицуко, так что и здесь Забелин не насторожился.

Насторожил его отпечаток большого пальца на бокале, стоявшемрядом с тарелкой. С тем самым недоеденным салатом, в креветочной плоти которогозатерялся перстень с довольно внушительным изумрудом.

Отпечаток принадлежал явно не Мицуко. И это был единственныйчужой отпечаток в квартире.

Да и стол, сервированный на двоих, с бутылкой дорогущего“Chateau Petrus” в центре явно не вписывался в окружающую обстановку.

И все потому, что Мицуко была кем угодно, но только непримерной домохозяйкой. В квартире царил такой бедлам, что приглашать сюда (безурона для репутации) можно было только членов профсоюза общества слепых. Апредположение, что в квартире побывали воры, выглядело и вовсе нелепым в ярком,завораживающем свете нетронутых драгоценностей. И прочих вещичек, общаястоимость которых тянула на кругленькую сумму.

Из укоренившегося, окаменевшего беспорядка в квартиреследовало только одно: Мицуко была восхитительной неряхой во всем, что не касалосьее внешности.

И второе — вряд ли здесь бывал кто-то еще: кромезлосчастного отпечатка на бокале, все (до единого!) отпечатки принадлежалиМицуко.

И все же он был, этот чужой отпечаток. И вступал в явноепротивоборство не только с квартирой, но и с образом жизни ее владелицы.