Кстати, а что с ними вообще?

Надо бы спуститься вниз, посмотреть, найти что-то съестное, нагреть воды, смыть краску…

– Шань, а ты можешь изменять воспоминания?

Я удивленно посмотрела на братика.

– Ну… вы похожи с этой теткой. Если пока слуги спят, попробовать поменять им что-то в памяти? Ее лицо на твое, например?

Я обдумала этот вопрос. И крепко чмокнула братца в кончик носа.

– Умняшка ты моя! Зеленоглазенькая.

– Руки! – вырвался самостоятельный мужчина. – Пошли, посмотрим, что там?

* * *

Внизу было тихо-тихо.

Люди лежали вповалку и спали. Хорошо я их приложила, не пожалела сил, от души постаралась.

А они точно спят. Ворочаются, дышат, сопят… скоро начнут умирать?

Серая смерть начинается с язвочек на ушах, потом они расползаются на все тело, человек либо сходит с ума от боли, либо умирает. От боли же.

Такого, чтобы кто-то пережил болезнь… бывало, но редко. К примеру, один на сотню. Или даже на две-три сотни человек.

Графиня не пережила. Криком она не кричала, потому что я ей обезболивающее спаивала. А эти – что?

Переворачиваю одного из слуг, вглядываюсь в лицо и округляю глаза. Рядом ругается Корс, да такими словами, которые приличные дети знать не должны. Но мне не до воспитания.

Язвы, которые должны были уже расползтись, не увеличились. Вообще.

Уши – да, там язвы остались, но вроде как-то и побледнели? А лицо, тело… нет там ничего! Что происходит?

Этот же вопрос задает и братец, глядя на меня. А что я ему должна ответить?

Не знаю!

И поэтому машу рукой в сторону кухни. Нечего размышлять, надо дело делать.

Смыть краску с волос, перекусить, а там уж, с новыми силами, и за дела.

* * *

Вода на кухне была, осталось лишь нагреть. И как следует вымыть голову с раствором, который дала мама.

Волосы буквально дыбом встали, получился рыжий одуванчик. Обычно они белые стоят, пушистенькие, а я вот рыжая. Ладно, сейчас в косу их заплету – и улежатся.

Смотрюсь в зеркало.

Серьезное бледное лицо, усталые глаза, рыжая коса.

Теперь надо запомнить это лицо. И вложить его в память слуг.

Я совершенно не ощущаю никаких неудобств, перелистывая воспоминания Шайны. Душа ушла, ушли эмоции, чувства, осталась лишь память. Так можно проглядывать книжку с цветными картинками – красиво, но разве стоит принимать их близко к сердцу?

Нет, не стоит.

Да и цветных картинок там было мало.

Жизнь с дедом – смутная.

Жизнь в монастыре – серая.

Оставались несколько месяцев счастья с мужем, и то…

Это Шайна его любила. А он ее?

Если бы я увидела мужа Шайны вблизи, я бы сказала точнее. А так… на картинках тоже кое-что видно. И снисходительное выражение на любимом лице, и какой-то не такой взгляд – Шайна видела, но не понимала, что там у нее опыта?

У меня его тоже нет, я не видела такого раньше, но осознавала каким-то десятым чувством. Оно подсказывало мне, что Шайну в этом браке не любили. Использовали для получения наследства.

Просматривая воспоминания Шайны, я видела то, на что она не обращала внимания, зачарованная своей безумной любовью к мужу. А память хранит все.

Взгляды.

Жесты.

Обрывки фраз.

Наш разум все это сохраняет, чтобы потом подсунуть гадкую в своей неприглядности картину, которую я и смогла сложить из осколков.

Когда Денор женился на ней, сначала все семейство, включая его сестричку, обрадовалось.

Деньги будут!

Когда поняли, что денег не будет, отношения начали охлаждаться. Нет, не сильно, мало ли что в жизни случится, но достаточно.

Потом Денора убили.

Новые родственники задумались, что делать с Шайной, но та решила сама. Ехать в столицу, искать справедливости. Что ж… их это устроило.

Пусть едет.

Добьется справедливости – попросим денег.

Не добьется, так ее саму добьют, все меньше расходов. Содержание вдовы ложится на плечи семьи мужа, если тот не оставил никакого наследства.

Наследства не было, Денор был небогат, и основной капитал в семье принадлежал свекрови Шайны. Решение вдовы об отъезде все восприняли с облегчением и даже оплатили ей кое-что.

К примеру – две кареты.

Одна, самая роскошная, была подарена Шайне любящим мужем, еще до свадьбы. Потом он на такие роскошные подарки не тратился, но то – потом. Еще две кареты были наемными, на них разве что герб изобразили. Это услуга дешевая, наемные кареты регулярно перекрашивают под нового клиента.

В одной карете сама Шайна, в другой слуги, в третьей – багаж. Так и путешествуют благородные дамы. Это не мы, простонародные.

А вот слуги – наемные. Все, кроме служанки, Мерта у Шайны работала со дня свадьбы. Я видела ее в памяти девушки. Этакая «булочка», светловолосая, курносая, с глазками-изюминками, удивительно добродушная…

На взгляд Шайны.

А что на самом деле?

Вот и недостаток магии разума. Я могу знать только то, что знала Шайна. А что думают другие люди – неясно.

Впрочем, меня все устраивает.

У графини три кучера, служанка и лакей. Мало, конечно, но Шайна практически нищая, денег – то, что в кошеле. На дорогу еще хватит, на проживание в столице уже нет. Выход только один, падать королю в ноги. Если еще допустят.

Но Светлый с ним, с королем, мне важнее, что все кучера наемные, им до клиентов дела нет.

Мерта сбежала.

Остается лакей. Вот ему и надо чуток подправить воспоминания. А это уже намного лучше, чем править всем и сразу.

Возвращаюсь в зал. Сажусь рядом с мужчиной в ливрее слуги. Трогаю лоб, руку, лоб холодный, пульс ровный, сердце бьется хорошо – выживет? Подозреваю, что да.

И ныряю в его воспоминания.

Графиня сильно мне помогла, очень сильно.

Траурный наряд дамы из высшего света – черное глухое платье, черная вуаль на волосах. Фигуры толком не видно, волосы – рыжие, на руках перчатки, глаза карие, но под темной вуалью, которая опускается ниже подбородка, и мои покажутся темнее. Остаются черты лица.

Но и тут…

Шайну душило горе. Ей было не до разговоров, и приказы она отдавала служанке, а та уж передавала их лакею. Допускать кого-то к себе поближе?

Вот еще не хватало!

Расклад вполне устраивал и лакея, которого звали Иршат Аспен, и саму Шайну. Иршат получает бесплатный проезд до столицы, в которой он собирался устроиться получше, и небольшую сумму денег, а Шайна получает дешевую прислугу.