– Это было красиво.

– Ну нет, – он обессилено сидел на неудобном высоком стул, – если бы ты видел, как я его пью…

– Могу догадываться. – Обычно переход на «ты» дается мне нелегко, но тут нас, поклонников этого напитка, не волновали условности, как будто я знал Володю давно. Причин, по которым он отказывал себе не только в глотке портвейна, но даже в наслаждении его ароматом, я не видел. Хотя немного маслянистый блеск его глаз, спрятанных под очками, давал основания для предположений, но явных признаков алкогольной зависимости всё-таки не было, поэтому я решил перевести тему разговора.

– Как Вьетнам?

– Да говнилово сплошное, – раздраженно резюмировал Владимир, обогатив мой лексикон новым словом, – конги, в отличии от тайчил злобные и душные.

– А кем ты там работал?

– Как кем, как и все люди без профессии – учителем английского языка.

«Наш человек», – удовлетворенно подумал я. Работать преподавателем английского, даже если ты всю жизнь учил немецкий или, не дай бог французский, возможно! Но! Только в Азии и только недолго. Через это проходили почти все бессовестные и беспринципные дауншифтеры, когда заканчивался ручеек доходов от экскурсий для соплеменников.

– И как успехи? – Я всегда завидовал таким вот авантюристам, хотя и сам в этот момент стоял за стойкой построенного своими руками бара на острове в Камбодже.

– Да всё бы ничего, полгода прошли как один день. Устраивало всё, – Владимир оживился, – погода, жилье, еда, даже детей этих можно было терпеть. Но вот дешевый алкоголь…

Ситуация стала проясняться.

– Свалился в штопор. Да так, что прямо на уроках засыпал. Дети сидят, а я им не английский, а русский преподаю. Причем наш, дальневосточный….

– Понятно… Ну, главное, вылез. – Это была вполне обычная в моем новом окружении история. Признаваться в своих грехах людям с множественным гражданством не считается чем-то позорным. Практически каждый дауншифтер (ну, за исключением новой хипстерской волны) проходил через разные этапы жизни. И падений гораздо больше, чем подъемов. Поэтому тут никто никого не осуждает, не сочувствует и не удивляется.

– Да я сам бы и не вылез, – Владимир понизил голос. – Мне Тина моя помогла. Как всегда помогает.

– Тина? Жена? Подруга? – Имя Тина скорее ассоциировалось у меня с кошкой, но, вспомнив о Тернер, я оставил многоточие в своих предположениях.

– Да, черт ее знает, кто она… – Он с тоской посмотрел на барную стойку. – Хочешь, расскажу?

Вечер только начинался, основные гости приходили в бар обычно после ужина, так что часа два у меня было. Да и зачем я тут, если не для таких вот удивительных историй.

* * *

– По специальности я переводчик. Военный переводчик. Сам с Дальнего Востока, служил там же, потом в институт военных переводчиков попал. Я тогда Японией грезил, благо она совсем рядом. Но пока направления из военкомата ждал, пока до Москвы добирался, места в японском классе закончились.

И меня в португальскую группу запихнул. И французскую заодно… Ну а португальский – это Африка. Ангола, Мозамбик, Сенегал и прочий кошмар. Женился, развелся, потом вернулся из столицы сюда, на Дальний Восток. – Владимир оглянулся. – Ну не сюда, а туда, выше. Работал на станциях метеорологических, потом попал на «Мстислава Келдыша» – судно такое, научно-исследовательское. Проводили мы там разные исследования (какие, сказать не могу, секрет). Ну и занесла нас экспедиция в две тысячи третьем году в Момбасу, второй по величине город Кении. Встали мы там на рейд, там как раз начиналась эпидемия болезни, которую только через десять лет Эболой назовут Ну и нам надо было там стоять, ждать чего-то. Врачи с нами были военные, химики там разные. Вроде и с миссией поддержки пришли, а особо никому не помогали. Наблюдали.

Сходить на берег было нельзя, но ты же понимаешь – неделю нельзя, две нельзя, а через месяц команда как-то сама расползалась. И вот однажды попросили нас съездить в Малинди – городок в ста километрах по берегу от порта. Ну собрались три врача, особист, вирусолог какой-то важный и меня взяли.

Городок красивый, всё в развалинах древних. Когда-то там португальцы неплохо порезвились, лет пятьсот назад.

Приехали мы в город, встретили местные, отвезли в кабак какой-то. Там у них что-то вроде шта ба или пункта медицинского было организовано.

Да как организовано – с одной стороны врачи сидят, шушукаются, а с другой ест кто-то, пьет. Итальянцев там много было, помню. Там у них целая колония уже тогда была.

Так вот, сели, выпили пива местного. Я после месяца изоляции смотрел на всё, как баран на новые ворота – всё мне нравилось. Мужики ушли на какое-то совещание за соседний стол, а я остался. Расслабился, захмелел. От банки пива, представляешь! Я раньше не пил! А на корабле вообще сухой закон. А тут от жары, от дороги, от впечатлений развезло. Веки отяжелели, моргнул, глаза открываю, а мужиков нет, ушли куда-то. В кабаке тихо, даже дети затихли. А передо мной пантера стоит. Черная. На задних лапах. Вот не вру! Красивая, такая, лоснится на солнце. И не страшно совсем. Я еще раз моргнул, а передо мной она стоит. Девушка. Красоты невообразимой. Высокая, статная, с пышной гривой волос! Я таких красивых женщин никогда не встречал.

И вот стоит она передо мной, смотрит так пронзительно и вдруг говорит на хорошем португальском:

«Eu esperei por você. Agora você vai me ajudar, e eu sempre vou te ajudar». В смысле: «Ждала я тебя долго, ты мне помоги, а я тебе». И главное, на чистом таком языке. Откуда она узнала, что я его знаю? В Кении редко услышишь португальский.

Ну я разговорился, узнал, что Тина её зовут. Работает тут в кабаке, да везде работает. Они все там везде работали тогда. Где придется и кем придется.

Говорила, что португальскому ее бабушка научила. А ту ее бабушка. Что, в общем, она потомок тех португальцев, которых еще Васко да Гама привез.

Это я сейчас спокойно рассказываю, мол я спрашиваю, а она отвечает… А тогда я смотрел на неё и боялся спугнуть прекрасный сон. Уж очень она красивая была.

Я спросил ее тогда, чем я ей помочь должен. Она рассказала, что ребенок у нее болеет, местные врачи помочь не могут. И вот бабка ее покойная во сне предсказала, что помощь от белого придет. От меня, в смысле. Я ей говорю, что не врач я, переводчик, а она смотрит на меня глазищами своими и твердит: «Ajude-me», ну помоги, значит. Неловкая такая ситуация, понимаешь. Я и помочь-то не могу и сознаться не хочу. И бабка эта… Я всякие потусторонние силы стараюсь обходить стороной.

Она мне тем временем еду принесла. Вот ты знаешь, что в Кении блины есть? Нет, не панкейки эти, а самые настоящие блины. С мясом, представляешь? Они в блины мясо заворачивают. Только обжаренное, и яйцо еще туда крошат. Вот она мне эти блины и принесла. Я даже не поверил. Нас там всякой экзотикой кормили на борту. Рыбой, морепродуктами. Блины кок только на масленицу сделал, да и то не всем досталось. А тут на тебе – обычные русские блины. И вкусные такие, прямо удивительно.