Дружинин поспорил еще немного, но потом согласился. В итоге ехали они не больше шести-семи часов в сутки, к вечеру спешили встать на ночлег в первой же встреченной деревне. В результате дорога до Владимира заняла у них ровно неделю.

Еще труднее стала езда после этого города.

– Хоть бы к Рождеству успеть! – проговорил однажды ямщик. – Неохота светлый праздник в пути встречать. Тут и церкви не везде есть. Да и как же на праздник ехать? Это грех. В святые дни отдыхать надобно!

Желание до Рождества поспеть в город заставляло ямщика ехать допоздна. Душа его разрывалась между боязнью попасть под ножи разбойников и страхом встретить в дороге праздник – главный для всех православных людей.

Впрочем, все обошлось. Двадцать второго декабря путешественники въехали в славный город, расположенный при слиянии двух знаменитых рек. Дружинин предвидел, что в Нижнем гостиниц не найдется, и оказался прав. Европейская цивилизация до Волги пока не добралась. Ему пришлось остановиться на постоялом дворе.

Здесь Дружинин первым делом потребовал, чтобы ему истопили баню. Помывшись вволю и приведя себя в порядок, он надел парадный мундир и отправился к губернатору – представиться, а заодно узнать о положении дел с раскольниками. По случаю визита в нижегородский Кремль Игорь велел ямщику украсить сани и надеть новый полушубок.

Его указание было исполнено в точности. Поэтому когда сани, в которых сидел, подбоченившись, статный офицер в преображенском мундире, въехали в ворота Кремля, часовые ни о чем не спросили такого барина, а встали во фрунт и взяли на караул.

О нижегородском губернаторе Дружинин навел справки еще в Петербурге.

Поэтому, подойдя к губернаторскому кабинету, он бросил дежурному чиновнику:

– Матвей Андреевич у себя?

– Так точно, у себя, делами занимаются, – отвечал тот. – Как прикажете доложить?

– Скажи, что прибыл личный посланник государыни императрицы майор Дружинин Игорь сын Сергеев, – отвечал визитер. – Он, мол, требует срочного приема.

Чиновник исчез за дверью, а посланник матушки императрицы прошелся взад-вперед по ковру. Никаких сложностей в беседе с губернатором он не видел. В эту эпоху ни один местный чиновник не имел никакой возможности обратиться к высшей власти, чтобы проверить полномочия неожиданного посетителя. Отсутствие средств связи здорово облегчало жизнь всевозможным авантюристам. В Европе – Сен-Жермену, а здесь – самому Дружинину.

Как он думал, так и вышло. Даже еще лучше. Дверь кабинета распахнулась, и оттуда, опережая чиновника, показался сам губернатор Матвей Андреевич Ртищев.

Это был человек высокого роста, с двойным подбородком, но с энергичными движениями. Для своих пятидесяти с лишним лет он выглядел весьма крепким человеком. В глазах его читались ум и интерес к приезжему.

Дружинин вмиг оценил эти факторы и скорректировал свое мнение о губернаторе, которое у него сложилось заочно, еще в Петербурге.

«С ним надо быть настороже, – подумал оперативник. – Не расслабляться, вольностей не позволять. Это тебе не городничий из пьесы Гоголя. Такой человек все ошибки сразу заметит».

Он понял, что нижегородский губернатор относится к новому типу чиновников, появившемуся в Петровскую эпоху, инициативных, храбрых и энергичных. Тип этот получил дальнейшее развитие в царствование Елизаветы Петровны и Екатерины Великой, а затем постепенно стал сходить на нет.

– Прослышав о прибытии посланника императрицы, решил лично приветствовать, – произнес губернатор, отвешивая Дружинину поклон, положенный по этикету. – Весьма сожалею, что не был заранее извещен, а то послал бы заставы за город, чтобы встретить и сопровождать. Ну да ладно. Прошу пожаловать.

Дружинин вслед за хозяином вошел в кабинет, сел в кресло, указанное губернатором, и, не теряя времени, объявил:

– Любезный граф Матвей Андреевич, спешу тебя уведомить о том поручении, кое мне дала наша матушка государыня. Оно состоит в том, чтобы побывать во всех местах, где обитают приверженцы так называемой древлеправославной веры, сиречь раскольники, с тем, чтобы положение их изучить.

– Значит, ты, ваше благородие, вроде как по церковной части прибыл? – уточнил Ртищев. – А что ж в таком случае не из Синода кого послали? Ему бы сподручнее было вопросами веры заниматься.

– О вопросах веры и правда сподручнее попам толковать, – согласился Дружинин. – Токмо поручение мое отнюдь не таковых дел касается. Сейчас я тебе, граф, самую суть своего задания объясню. – Тут Дружинин наклонился в кресле, понизил голос и проговорил, глядя в глаза губернатору: – Как тебе известно, император наш покойный Петр Алексеевич значительно смягчил гнев свой относительно ревнителей старой веры. Им было позволено жить в своих скитах и хранить книги. Император также отменил уложение сестры своей, царевны Софьи, известное как двенадцать статей, коим вводилось особо жестокое гонение на раскол. Сии меры были приняты, дабы царские люди могли с приверженцев раскола налоги и подати собирать, да еще и в двойном размере, отчего казне прямая выгода. Однако у вас в Нижегородской губернии архиепископ Питирим зело гневен на тех раскольников и жестокие гонения им учинил. Отчего сборы в казну от них почти вовсе прекратились. А нашей государыне Екатерине Алексеевне деньги надобны для содержания армии и закладки новых кораблей. Потому и послан я, дабы те гонения остановить, вернуть ревнителей раскола в прежние места, где они подати платили. Заодно должен я счесть, сколько всего тех раскольников у тебя в губернии проживает, дабы знали то число в Сенате.

– Стало быть, императрица Екатерина Алексеевна желает прежней препозиции относительно веры придерживаться? – спросил Ртищев.

– Да, прежней, – подтвердил Дружинин. – И не только относительно веры, но и во всех важных вопросах государыня императрица будет продолжать и развивать дело своего царственного супруга.

– Это как же надобно понимать? – спросил губернатор.

– Понимать это следует таким образом, что не в точности те же меры должны проводиться. Надобно новые искать, дабы планы государя Петра Алексеевича исполнить. Например, царь токмо желал открыть в Санкт-Петербурге Академию наук, а императрица Екатерина это дело до конца довела, оную открыла, ученых знатных туда из-за границы выписала и своих, русских, включила. А относительно раскольников у матушки императрицы таковое намерение есть: позволить им совершать свои обряды и вести хозяйство, особливо на новых местах, прежде не освоенных. Оттого государству ожидается большая выгода. У приверженцев раскола, как мы слышали, хозяйство лучше идет, нежели у обычных крестьян.

– Это ты верно заметил, майор, – сказал Ртищев. – Учение у них, конечно, ложное, но работники они хорошие. Значит, новых гонений на раскольников не будет?

– Нет, императрица повелела их прекратить, – уверенно заявил Дружинин. – Хотя ей известно, что учителя раскола предавали ее покойного супруга, императора Петра, анафеме и даже именовали его Антихристом. Они вроде бы даже смертью ему угрожали. Не слышал ты о таком?