– Успели! – обрадовался мой друг. – Ну, теперь начнется давиловка! Правильно Ковригин пишет: нас унижают везде – в магазине, в больнице, на работе… Обошлось с ксероксом?

– Обошлось. Но больше так не делай.

– Прости, Жорыч! А как там Ковригин?

– Пока никак.

Из-за угла, словно подтверждая правоту «Крамольных рассказов», вывалила толпа матерящихся работяг.

– Семь часов! – Я посмотрел на часы.

Если бы этих разъяренных мужиков, перед которыми только что захлопнули железную дверь винного отдела, вооружить и возглавить, они бы в ярости легко взяли штурмом райком партии и выдвинули жесткие политические требования: продлить продажу водки хотя бы до восьми вечера.

Мы сели в опустевший автобус.

– И что с ним будет? – спросил Жека.

– Не знаю, но боюсь, нервы-то ему помотают.

– За что?! Он же правду пишет.

– Вот и скажи им! Ты же в ЦК КПСС работаешь.

– Во-первых, не в ЦК КПСС, а в вычислительном центре, который обслуживает ЦК КПСС. Во-вторых, кто нас, программистов, слушает?! Они на нас смотрят, как на негров. – Об антагонизме технических и ответственных работников высшего партийного органа мой друг мог говорить долго и гневно: – Они когда-нибудь доиграются, слуги народа!

– Слушай, – перебил я. – Полки мои пришли. В субботу буду забирать.

– Понял. Значится так, в это воскресенье я у сестры плитку кладу, а в следующее соберем твои полки и повесим. Чешские?

– Чешские.

– С импортом работать одно удовольствие. А может, ему уехать, как Солженицыну?

– Куда?

– Да хоть в Америку.

– Русскому писателю? Может, и мне уехать?

– Нет, ты оставайся. Без тебя мне скучно будет.

– «Белград», – сообщил в микрофон водитель. – Следующая остановка – «Круг», конечная.

Мы сошли. В воздухе веяло гарью. Дворники жгли палую листву. Стало еще темней, и на небе проклюнулись самые яркие звезды.

– Интересно, на других планетах тоже проблемы с пивом? – с сарказмом спросил Жека.

– Там проблемы с жизнью…

– Тебе в аптеку не надо?

– Точно! Анальгин кончился, – вспомнил я задание из списка жены – а это верный признак, что у нее уже скоро начнется.

Мы пошли к знаменитой аптеке, построенной по проекту, победившему в международном конкурсе: фасад представлял собой огромный красный крест. Нашу аптеку даже по телеку показывали несколько раз. За прилавком одиноко стояла провизорша, немолодая и уставшая от чужих болезней. Пока я покупал анальгин, мой друг внимательно изучал витрину и наконец спросил:

– Девушка, а вот у вас тут раньше были… такие… индийские…

– Индийские изделия закончились, – равнодушно ответила она. – В ассортименте отечественные – десять штук в упаковке.

– У меня на отечественные, знаете ли, аллергия.

– Неужели? – Провизорша, чуть усмехнувшись, с интересом глянула на остряка.

– Да, глаза слезятся… – совершенно серьезно подтвердил он.

Женщина широко улыбнулась, сделавшись даже хорошенькой, ушла за стеллажи, вернулась и выложила красную коробочку, на ней была изображена танцующая многорукая богиня с невероятным бюстом.

– Последняя.

– Спасибо! На ночь хватит.

– Заходите, донжуаны! – засмеялась она, посмотрев на нас с тоской.

Когда мы вышли на улицу, Жека открыл коробочку и поделился со мной по-братски, как я с ним пивом. На золотых квадратиках стрелкой указывалось место, где нужно вскрывать упаковку.

– Получше наших-то, – заметил я.

– Не сравнить! Совсем другая половая жизнь. Между прочим, с сандаловым маслом! Представляешь, Жорыч, отсталая нищая Индия, а по гондонам нас давно обогнала! Тонкие, да не рвутся, не то что наши калоши: «Ой!» – и на аборт, как на праздник. Хотя, конечно, если по большому счету, это то же самое, что нюхать розу в противогазе, но Иветка жутко боится залететь. Ее можно понять: у мужа кончается северный контракт, он, значит, возвращается, а у нее внепапочная беременность. Мы в ответе за тех, кого приучили!

Я спрятал два квадратика в боковой карман куртки. А что? Если случится чудо и я после ужина склоню Лету к взаимности, а она, слабея под моей настойчивой «прелюдией», прошепчет, что у нее как раз залетные дни, тут изысканные индийские изделия будут очень к месту. Странно устроено мужское вожделение: следом мои мечтательные намерения перенеслись на Нину. В «Новой книге о супружестве» сказано: накануне овуляции женщины обычно испытывают прилив чувственных желаний. Как не воспользоваться этой биологической предпосылкой? Да и заслужил я, проявив чудеса внутрисемейной дисциплины: возвращаюсь домой рано, трезвый, как хрусталь, с двумя авоськами продуктов в точнейшем соответствии с директивным списком. Плюс сыр «сулугуни»!

Мы простились с Жекой возле дома. Я пообещал держать его в курсе ковригинского дела, а он поклялся собрать и присобачить к стене чешские полки. Мы уже расходились по подъездам, когда на тропинке, ведущей от остановки, показалась Нюрка. Мой друг хотел перекинуть торт мне, но не успел.

– Ты же знаешь, я не люблю «Сказку», – поморщилась привереда.

– Другого не было, – огрызнулся он и побрел в постылую семью.

…Нина сидела в большой комнате и плакала в голос. Перед ней на столе лежали раскрытые кляссеры. Алена забилась в угол и смотрела глазами затравленного зверька.

– Что случилось?

– Она… она… она… – Жена так и не смогла пересилить рыдания.

– В чем дело? – спросил я дочь.

– Я… я… я… хотела маме помочь… я не знала…

Короче: Нина все детство и юность собирала марки по космической тематике, особенно гордясь блоками со специальным гашением в честь полетов, начиная с Юрия Гагарина. Первые серии покупал еще ее покойный отец, летчик-испытатель. Так вот, Алена, без спросу взяв альбомы и рассматривая коллекцию, обнаружила, что в основном марки стоят в слюдяных кармашках поодиночке, зато некоторые соединены по шесть и даже по восемь штук в блоки, простроченные дырочками. Решив, что взрослым просто недосуг разделить марки и чувствуя вину за «Пуппу», она раздербанила раритетные блоки и красиво разместила марки на свободных страницах кляссеров.

– Унесите и выбросьте в мусоропровод! – выла бедная Нина. – Я не могу это видеть! Я не вынесу… Все пропало… Это же спецгашения! Папа покупал…

– Я хотела как лучше… – оправдывалась малолетняя вандалка.

– Уйдите все! Муж – алкоголик. Дочь – вредительница. Уйдите с глаз моих навсегда!

И я, не державший сегодня во рту алкогольной росинки, сник от такой несправедливости, а потом разозлился и полез в шкаф за широким армейским ремнем.