Теперь стоило заняться аппаратурой. В тележке собралось много оборудования. Маленькие ручные камеры, предназначенные для съемок в полевых условиях, легкие, приятно укладывающиеся в руку. Плееры с откидывающимися экранчиками. Отдельные мониторы, еще какие-то приборы со стрелками и кнопками, назначения которых я не знал, полагаясь в этом вопросе на Егора. Он не подвел, за час перебрал всю аппаратуру и составил цепь из аккумулятора, лампочки под потолком, монитора и видеоплеера. Разобрался со всем этим электричеством он ловко, то ли на самом деле наследственность, то ли хорошо читал инструкции.

– Готово, – Егор вытер руки о куртку. – Сейчас…

Он повернул переключатель, монитор засветился серым светом, и на нем возникли цифры.

– И что? – спросил я.

– Вот сюда надо давить, – показал Егор.

Я нажал на маленький черный треугольник, плеер пискнул, и на экранчике возникло изображение. Как настоящее. Да оно и было настоящее, жизнь, перенесенная на экран и даже раскрашенная, – никогда не видел таких ярких цветов.

– Ох… – выдохнул Егор. – Это же…

Та самая улица, на которой мы собирали батареи для камер. Только в этот раз она была настоящей, живой, такой, какой ее устроили сто лет тому назад. По ней в обоих направлениях неслись машины, разных форм и оттенков, у меня закружилась голова, у Егора, кажется, тоже.

Я никогда не видел столько движения. В том, старом, мире двигалось абсолютно все. Автомобили, люди, много людей, никогда не думал, что раньше жило столько людей и что они были так беззаботны, наверное, сразу тысячи человек, и тысячи машин, и в разные стороны.

И все без оружия.

И никаких следов разрушения. Мир был чист, и свеж, и красочен, и в нем хватало места всем.

– Это… это все не по-настоящему, – выдохнул Егор. – Я слышал, такое делали на компьютерах…

Камера поплыла над подвесной дорогой. По толстому рельсу прокатился остроносый голубой состав с расписанными вагонами, из окон торчали разноцветные флаги, играла музыка и…

Вышка. Она выглядела совсем по-другому. Красивой. Нарядной, сияющей свежей сталью. Под ней сияла свежей зеленью лужайка, лохматый молодой человек в легкомысленной белой рубашке впрыгнул сбоку и затараторил:

– Привет-привет-привет! Сегодня, в эту самую минуту мы наблюдаем финальный этап битвы экстремалов! В результате прошлогодней реконструкции высота башни увеличилась почти на восемьдесят метров, и теперь Останкинская является самой высокой в Европе. Именно это позволило провести в нашей стране Гран-при кубка мира по бейс-джампингу. На высоте пятисот метров смонтирована рампа, с которой участники…

Молодой человек затараторил еще быстрее, но я его уже не очень хорошо слышал, потому что смотрел.

Изображение медленно смещалось влево. Мы увидели основание вышки, под которым стояло множество людей, занимавшихся разными непонятными делами. Некоторые играли на чудных блестящих дудках, другие читали, но не книги, третьи ели непонятную еду, потом камера поползла по вышке, медленно, затем быстрее и еще быстрее, и за несколько незаметных мгновений она взлетела на чудовищную высоту. Никаких облаков не было, и я вот только сейчас увидел, какая это высь. Чудовищная, неимоверная, нечеловеческая. Камера взлетела к этой самой рампе, и вдруг рядом с нами оказались несколько улыбающихся людей в синих шлемах и с плоскими ранцами за спиной.

Они улыбались, помахивали руками и ничуть не смущались высоты, раскрывшейся под ногами. Камера то и дело заглядывала в эту высоту, и у меня снова кружилась голова, потому что я реально чувствовал бездну.

Настоящую.

А потом эти люди рядом засмеялись и дружно прыгнули вниз, и камера прыгнула за ними, Егор ойкнул. Еще через несколько мгновений вокруг раскрылись сияющие парашюты, они выскочили из этих плоских рюкзаков и заполнили воздух прозрачной радугой.

Некоторое время мы сидели молча, раздавленные. Именно что так. Словно сверху на меня обрушилась стена, впечатала меня в грязь, и я уже не смог из этой грязи подняться. Тяжело. Заглянуть в глаза вечности и остаться стоять на ногах. Трудно. Ощутил себя… Даже не крысой, насекомым, живущим под доской, там, где проходит дорога. Услышал вонь, скопившуюся на мне, ненужную в нормальной жизни толщину сухожилий, кровь, безнадежно испорченную, неотвратимость смерти, которую я нес с тех пор, как достиг роста колеса.

Егор плакал.

Это была двадцать восьмая. Она не была подписана, на этикетке сбоку имелся рыжий отпечаток пальца. Егор забыл перемотать эту кассету и включил ее с середины. Чернота.

– Ничего нет, – сказал он. – Может, это не тот архив? Или не та полка?

– Та. Больше нет. А на этой две тысячи семьдесят третий год.

– Две тысячи семьдесят третий… – протянул Егор. – Интересно, какой сейчас?..

– Прошло три поколения, значит…

– А может, меньше, – возразил Егор.

– Не. Слишком быстро все позабылось. Вот Гомер, он не помнил, что мир был другим. И Япет, а Япет совсем старый…

– А если у всех у них память стерло? Вот как у компьютеров – они ведь сгорели все от какого-то импульса. А если людям тоже память стерло? Тогда, может, все не так уж давно случилось…

Нет.

– Мы совсем не разбираемся во времени, – сказал Егор. – Мы даже не знаем, какое оно.

– Ты же повелитель будильников.

– Будильники – это совсем другое… Кажется, пустая. Кассета-то.

Егор постучал по монитору.

И тут же на экране возникло лицо. Крупным планом.

Девушка. Хотя сначала я не очень понял, что это человек, мне показалось, что кукла. Лицо было совершенно неестественным образом перекошено, правая часть сползала вниз, рот кривился в уродливой улыбке. Съемка велась откуда-то сверху и почти в упор. Снимали, кажется, в темноте. Некоторое время на нас смотрели расширенные глаза, затем они мигнули, и появилась рука, она зажала рот.

На лице зашевелилась жизнь, девушка задрожала и зажала рот второй рукой. Девушка зарыдала. Это происходило без звука, от чего по состоянию девушки можно судить было только по глазам.

В них пылал ужас. Я понял это сразу, я прекрасно разбираюсь во всех его оттенках. Через несколько минут девушка справилась с истерикой и прошептала:

– Они здесь… Они здесь…

Она оглянулась.

Оказалось, что она сидит в шкафу – сбоку в кадр влезли цветочные халаты и рыжая шуба.

– Они ворвались… – девушка вздрогнула. – Они… Они везде… Они убили Майкла…

Девушка вытерла пот со лба, прикусила губы и добавила:

– Они… Они, кажется, его съели…

– Давай посмотрим сначала, – предложил Егор.