Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Метафизика – сложное явление, и ей следует посвятить не одну беседу.
– А когда и как вы оказались в Бактрии, доктор Розенкранц?
– В начале девяностых наш институт захирел. А здесь…
– …был расцвет потустороннего.
– Опять шутите?
– Пытаюсь. Как и все, я суеверен, доктор, и отношусь к людям, дерзнувшим «поверять алгеброй гармонию», с почтением и опаской. Вот и стараюсь себя бодрить.
– Вы не выглядите напуганным. Но – усталым. Крайне.
– Бывает. Итак, вы консультировали Дэниэлса?
– Скорее мы беседовали.
– Почему он обратился к вам?
– Я же вам…
– Извините, я неверно сформулировал. Я действительно почти не спал минувшей ночью… Или минувшей зимой… Кстати, Максим Максимович, вы здесь живете?
– Да. Причем на полном пансионе.
– Вам так и не удалось обзавестись собственным домом?
– Домом – нет. Я одинок, у меня есть квартирка здесь, но в ней чувствуешь себя заточенным в склеп. Так уж прошла жизнь, что остался один. А здесь я кому-то нужен.
– Александру Петровичу Гнатюку?
– Не только. Бывают разные люди и по разным поводам. И пусть я здесь – не пойми кто: домовой, сторож, дворецкий, случайный собеседник, бесплатный психоаналитик, толкователь снов… Но все же рядом с книгами и с людьми. Не один.
– Толкователь снов?
– А кем были Фрейд или Юнг, по-вашему?
– Резонно. Так как на вас вышел Дэниэлс? Он же не мог прийти просто с улицы, постучать…
– Вообще-то мог, меня многие знают, но… Вы правы. Мне его отрекомендовали.
– Кто?
– Герман. Герман Найденов.
– Это которого все зовут Гошей?
– Да. Безобидный мальчик, очень ранимый и сочувственный. Он позвонил и сказал, что приехала Анета с отцом и было бы неплохо, если бы я согласился проконсультировать австралийца.
– Анету вы тоже знаете.
– Ее – хуже. Она уехала совсем маленькой. А Гошу, Мориса, всех их – хорошо. Городок наш – маленькая деревня, если считать Москву за большую.
– Кажется, у всех были проблемы с законом?
– Таков наш закон. Буква его строга, но не пунктуальна. Впрочем, что я вам рассказываю. Помните пословицу? «Закон что дышло»?.. И не только у нас. Во все времена и во все века закон защищал сильных от дерзких. И нигде никого не защитил, когда подошли сроки.
– А в чем проблема с этой монетой или медальоном?
– Проблема глубже. Жизнь так нежна, хрупка и непостоянна, что многие готовы на все, лишь бы склонить чашу весов в свою сторону. Их мало заботит такое эфемерное понятие, как «спасение души». Хотя понятие – простое и значимое: на древнем языке «душа» и «жизнь» – единое слово. Ну а что до монеты… Воочию ее никто из моих знакомых не видел; я тоже.
– Она действительно может обладать какой-то силой?
– Силой обладает все, во что люди верят. Их психическая энергия и сообщает вещам ту самую силу.
– Вы это говорите как философ или как физик?
– И так и эдак. И природу многих энергий мы можем лишь уловить известными приборами, и то не всегда. Но ни классифицировать, ни измерить пока не в состоянии. Наука, как направление человеческого бытия, в том смысле, в каком сформулировал это понятие век Просвещения – восемнадцатый, – исчерпала себя. А в веке двадцатом показала всю свою тщетность: благодаря науке люди создали столь совершенные средства уничтожения себе подобных, что… Двадцатый век унес жизней больше, чем все предыдущие войны человечества, вместе взятые! Вот и получается: не технику нужно совершенствовать – человека.
Я только вздохнул. «Человек – это звучит гордо». Классик записал. А гордыня, как известно, рождает и все грехи – зависть, злобу, отчаяние… И что есть человек? Некогда один философ определил так: «Это двуногое и без перьев». Тогда его ученик принес ему общипанного петуха и заявил: «Это – человек». С тех пор вопрос обсуждается.
– Кажется, была такая наука – евгеника?
Максим Максимович кивнул:
– Совершенствование человеческого рода путем селекции и отбора. И всегда была и в теории, и в практике некая червоточина, как и в любой расовой теории: люди делятся человеками же по определенным признакам на «высших» и «низших», «способных» и «неспособных», «господ» и «слуг»… И тем – искажается Божественный Промысл Творца. Но люди лукавы. Это самый опасный вид существ на земле. Знаете почему?
– Люди могут объяснить любой свой поступок. И – оправдать его.
– Именно! Производственной необходимостью, высшими целями, стремлением к гармонии, борьбой на благо и во имя, Божьим повелением, наконец! Порой мне казалось, этому когда-нибудь придет конец, люди прозреют, но… Вырастают новые поколения и – заглатывают старые наживки! Быть частью ревущей «во имя» и «на благо» толпы так соблазнительно… И еще соблазнительнее – быть «особенным», «исключительным», «избранным»!
– Сейчас евгеника как наука осталась в прошлом…
– Если бы! Генетика и ее достижения дали евгенике новый толчок! И заключается он в скором ожидании результата! Но… Как нельзя изменить освещенность в одном месте так, чтобы не изменились краски и тона во всем помещении, так нельзя изменить и «плохой» ген, не поменяв всю картину… Природа не терпит дисгармонии, и рано или поздно остальные три с лишним миллиарда генов изменятся, перестроятся под этот единственный… Генетики могут мне возражать, но… Я прав. И как физик, и как философ. Нельзя изменить часть, не изменив целого.
А оттого – никто не просто не знает, но даже не может внятно предположить, во ч т о превратится тот «добрый голем» и «разумный гомункулус», коего желают слепить создатели, с течением времени – ближнего или отдаленного… Люди слишком горды: ведь даже природу времени не только не осознали, но даже не приблизились к разгадке этого феномена! И уже – давай переделывать, перекраивать природу человеческую!
Максим Максимович перевел дух, набил трубочку, раскурил.
– Помните у Достоевского в «Преступлении и наказании»? «Все у них потому, что «среда заела»… Отсюда прямо, что если общество устроить нормально, то разом все преступления исчезнут… все в один миг станут праведными. Натура не берется в расчет, натура не полагается… Живая душа жизни потребует… живая душа подозрительна… живая душа ретроградна… А тут хоть и мертвечиной припахивает, – зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется…»
И – через тридцать лет после сказанного пришли люди и стали – исправлять «среду», общество. Просто, топорно, без затей, превращая в «лагерную пыль» всех, кто хоть как-то выделялся… Чем поплатилась Россия? Пятьюдесятью миллионами жизней! Вот к чему привел простенький эксперимент – над обществом! Всего лишь над обществом! Коим люди живут тысячелетия, и тирания, как явление, известна и изучена!