на развод после разбирательств насчет домашнего насилия. Суд запретил ему к ней приближаться.

— Что он ей сделал?

Аарон молчит, и я не в состоянии определить — он сверяется сейчас со своими записями или просто не хочет отвечать.

— Аарон?

— Он начал ее душить.

Слова будто оседают у меня на коже, и в комнате мгновенно делается на десять градусов холодней.

Начал ее душить.

— Это может оказаться совпадением, — говорит Аарон.

— Или не оказаться.

— Между злобным алкоголиком и серийным убийцей — дистанция огромного размера.

— Возможно, имеет место эскалация, — говорю я. — Пятнадцать лет арестов за насилие — надежный индикатор того, что он способен и на большее. Он напал на жену точно таким же образом, которым напали на его дочь, Аарон. Точно таким же, каким были убиты Обри и Лэйси…

— Хорошо, — журналист кивает, — хорошо. Надо будет не упускать его из виду. Но если вас это и в самом деле беспокоит, я думаю, вам следует обратиться в полицию. Расскажите им нашу теорию. Про подражателя.

— Нет, — я качаю головой, — еще рано. Нам нужно больше доказательств.

— Зачем? — спрашивает Аарон, в его голосе слышно возбуждение. — Хлоя, в прошлый раз вы сказали то же самое. Это и есть больше. Отчего вы так боитесь полиции?

Вопрос меня ошарашивает. Я вспоминаю о том, как лгала Томасу и Дойлу, скрывая информацию от следствия. Мне никогда не приходило в голову, что я боюсь полиции, но потом я вспоминаю про университет, про тот последний раз, когда я ввязалась во что-то подобное, и как погано все в результате вышло. Как сильно я ошиблась.

— Я не боюсь полиции, — говорю. Аарон молчит, и мне кажется, что я должна продолжить, объяснить подробней. Сказать, что я боюсь себя. Вместо этого я вздыхаю.

— Я не хочу разговаривать с ними по той же самой причине, по которой не хотела разговаривать с вами, — произношу я резче, чем хотела. — Я совершенно не собиралась в это ввязываться. Во все это.

— Но вы уже ввязались, — обрывает меня Аарон. В его голосе звучит обида, и в этот самый миг куда отчетливей, чем когда на пристани он слушал мои воспоминания о Лине, я чувствую, что наши отношения сделались чем-то большим, нежели отношения журналиста и героя его репортажа. В них появилась личная нотка. — Хотели вы того или нет, но ввязались.

Я бросаю взгляд в сторону окна — в самый подходящий момент, чтобы заметить сквозь жалюзи очертания подъезжающей к дому машины. Гостей я не жду, поэтому смотрю на часы — Патрик уехал с полчаса назад. Я озираюсь по сторонам — быть может, он что-то забыл и ему пришлось вернуться?

— Послушайте, Аарон, я хочу извиниться, — говорю я, ущипнув себя за переносицу. — Это прозвучало не лучшим образом. Знаю, что вы хотите помочь. Вы правы, я оказалась во всем этом независимо от собственного желания. Мой отец о том позаботился.

Он молчит, но я чувствую, что напряжение на том конце понемногу рассасывается.

— Я только хотела сказать, что еще не готова, чтобы полиция начала копаться в моей жизни, — объясняю я. — Если я все это на них вывалю, расскажу, кто я такая, мне будет уже не отвертеться. Они снова разберут меня по косточкам и станут разглядывать под микроскопом. Это мой дом, Аарон. Моя жизнь. Здесь я чувствую себя нормальной… по крайней мере, насколько оно вообще возможно. И мне так больше нравится.

— Хорошо, — говорит он в конце концов. — Хорошо, я вас понял. Простите, что настаивал.

— Все в порядке. Если у нас появятся еще доказательства, я все им расскажу. Обещаю.

Я слышу, как снаружи хлопает дверца, и, обернувшись, вижу направляющийся к моему крыльцу силуэт.

— Только нам надо заканчивать. Наверное, Патрик вернулся. Я вам потом перезвоню.

Дав отбой, я бросаю телефон на диван и иду к дверям. На крыльце слышатся шаги, но, прежде чем Патрик успевает войти, я сама распахиваю дверь и упираю руку в бедро.

— Похоже, так просто от тебя не отделаться!

Потом я вижу, кто передо мной стоит, и моя улыбка исчезает, а игривое выражение лица сменяется ужасом. Это не Патрик. Уронив обе руки, я меряю его взглядом, сверху вниз и обратно, коренастую фигуру и грязную одежду, морщинистую кожу и темные, мертвые глаза. Даже темней, чем на фотографии, все еще открытой у меня на ноутбуке. Пульс стремительно учащается, на какое-то жуткое мгновение я даже вынуждена ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть в обморок.

На пороге стоит Берт Родс.

Глава 24

Кажется, мы разглядываем друг друга целую вечность, и каждый бросает другому беззвучный вызов — ну, говори же! Но даже будь у меня что сказать, ничего не вышло бы. Мои губы словно примерзли к зубам, а ужас оттого, что я вижу Берта Родса во плоти, лишил меня способности двигаться. Я не могу ни шевельнуться, ни заговорить. Только таращиться. От его глаз мой взгляд перескакивает на ладони, мозолистые и грязные. И очень большие. Я легко воображаю себе, как они без труда охватывают мою шею и сжимают — сперва ласково, но давление увеличивается с каждой попыткой вдохнуть. Я царапаю его руки ногтями, мои вылезающие из орбит глаза вглядываются в его, пытаясь отыскать во мраке хоть какой-то проблеск жизни. На его потрескавшихся губах змеится ухмылка. Детектив Томас найдет у меня на шее синяки в форме отпечатков пальцев.

Берт Родс прокашливается:

— Патрик Бриггс здесь проживает?

Я таращусь на него еще секунду-другую, несколько раз моргаю, словно мозг пытается таким образом стряхнуть оцепенение. Я все верно расслышала — ему нужен Патрик? Когда я так и не отвечаю, он заговаривает снова:

— Где-то с полчаса назад нам позвонил Патрик Бриггс и попросил установить охранную систему по этому адресу. — Он смотрит на бланк заказа, потом бросает взгляд на табличку с названием улицы у себя за спиной, словно пытаясь убедиться, что не заблудился. — Сказал, нужно срочно.

Я смотрю ему через плечо на припаркованную на подъездной дорожке машину, на боку у нее логотип «Охранных систем». Похоже, Патрик позвонил прямо из машины — очень мило с его стороны, и намерения у него были самые лучшие, вот только в результате они привели ко мне Берта Родса. Патрик понятия не имел, какому риску меня сейчас подвергает. Я снова смотрю на человека из собственного прошлого, который переминается с ноги на ногу у меня на пороге, вежливо ожидая приглашения войти. Я постепенно начинаю понимать.

Он не узнает меня. Не знает, кто