Странно… Словно не хочет выдавать некую тайну. Или просто не желает обращать ничье внимание на эту свою работу.

Как относилась Стефания Вильчинская ко всей этой ситуации?

Молча. Во всяком случае, ни Корчак, ни тем более Вильчинская никак по этому поводу не рассуждают.

Вообще, у меня такое ощущение, что даже если Стефе что-то не нравилось в поведении Корчака, она предпочитала это переживать наедине с собой. Внешне она принимала его любого.

6

«Наш дом» открылся в Варшаве в ноябре 1919 года. Работал он, ориентируясь на философию (или, если хотите, на идеологию) Януша Корчака.

Поразительно, но Мария Фальская (ровно также, как в свое время Стефания Вильчинская) сразу приняла первенство Корчака и без каких бы то ни было споров или обсуждений взяла за основу своей деятельности его систему и его педагогические приемы.

Напомню, что Корчак в это время — известный писатель и врач, который бросил эту свою специальность. Его Дом сирот открылся за неполных два года до ухода Корчака на войну — так что какого-то мощного педагогического опыта у него не существовало.

И тем не менее его педагогические суждения были столь интересны и доказательны, что писатель и врач Януш Корчак воспринимался, как абсолютный педагогический авторитет.

По образцу Дома сирот в «Нашем доме» тоже были введены дежурства, товарищеский суд, многое делалось для того, чтобы дети могли сами принимать важные решения.

7

Но имелись и всякие новшества. Например, по результатам всеобщего опроса воспитанникам присуждались определенные «гражданские квалификации».

Вот на какие категории Корчак и Фальская «делили» воспитанников.

В течение первого года любой воспитанник назывался «новичок».

Деление начиналось позже, когда ребята узнавали друг друга получше, и могли оценить.

Градация существовала такая:

А — «товарищ»;

Б — «житель»;

В — «безразличный житель»;

Г — «обременительный пришелец».

Понятно, что первый статус — «А» — самый высокий, четвертый — «Г» — самый низкий.

Товарищ — очень важное, серьезное, если угодно, — дорогое слово. Все должны стремиться быть друг для друга товарищами.

Пришелец — чужак, чуждый человек. Что само по себе неприятно. Так он еще и обременяет всех.

Между ними — тот, кто просто живет в интернате, и тот, кто живет, в той или иной степени игнорируя происходящее.

Статус можно было поменять, если человек этого хотел, а воспитанники считали, что он этого заслуживает. Ведь статус присваивали сами воспитанники, педагоги не вмешивались вовсе.

Скорее всего, такое деление было изобретено Фальской. Во всяком случае, она придавала ему огромное значение.

«Гражданские квалификации помогают понять незыблемое жизненное правило, что человек несет ответственность за собственное поведение и действия. — Была убеждена Фальская. — Предостерегают, что можно упасть. И дают веру — в возможность новой победы»[132].

В этот момент так пригодилось тюремное знакомство Марии с Юзефом Пилсудским — первым главой возрожденного Польского государства.

«Нашим домом» заинтересовались и сам Пилсудский, и его жена, Александра.

Во многом благодаря ее помощи, удалось открыть новое здание интерната на окраине Варшавы, на Белянах, куда и зачастил наш герой.

8

В общем, «Наш дом» вполне себе процветал, по сути, под руководством двух замечательных педагогов, пока в 1936 году Фальская и Корчак вдруг ни поссорились, причем по совершенно неясной причине.

Одни исследователи считают, будто Фальская решила, что Корчак хочет занять ее директорское кресло, и это послужило поводом для конфликта.

Может быть такое? Все может быть. Но — маловероятно. Во-первых, Корчак не был столь мелко тщеславен, чтобы бороться за должность и тем более по этому поводу переживать до такой степени, чтобы поссориться с близким человеком. А во-вторых, согласитесь, странно, что эта проблема возникла после восемнадцати лет общения.

Другие утверждают, что у них вдруг разошлись педагогические взгляды. Тоже невероятная история. Фальская (как и Вильчинская) абсолютно доверяла профессионализму Корчака. И ничего такого не случилось в 1936 году, что могло бы поменять этого ее отношения. Да и слишком уж уважала Фальская своего старшего товарища. В одном из писем она даже писала своей подруге: «Какое вечное счастье — этот дар жизни: быть рядом с мыслью этого великого человека»[133]. Что вдруг такое случилось, что мысли гения привели к размолвке?

Честно говоря, мне кажется, этот разлад более всего похож на ссору мужчины и женщины, когда люди просто устают друг от друга. Усталость — серьезный довод (и повод) для того, чтобы порвать отношения.

Но, увы, когда речь идет о взаимоотношениях Корчака с дамами, нам не остается ничего иного, как только выискивать догадки, додумывать, дофантазировать.

Правду мы не узнаем никогда.

9

Надо сказать, что уважение к Корчаку — или любовь — называйте, как хотите, Мария Фальская сохранила на всю жизнь.

И когда во время Второй мировой войны Мария поняла, что ее другу грозит смертельная опасность, она сделала все, чтобы его спасти.

Фальская придумала, как вытащить Корчака из гетто. Она организовала для него тайную квартиру, в которой он мог бы отсиживаться столько, сколько бы захотел.

До самого последнего мгновения она умоляла его спастись и, главное, делала все, чтобы это спасение стало реальным.

Януш Корчак, как мы знаем, этой возможностью не воспользовался: он не убежал из гетто — хотя, повторю, во многом благодаря Фальской, такая возможность была.

Не бросил своих воспитанников перед дверьми газовой камеры.

10

Почему смерть Марии Фальской в начале этой главы мы назвали «таинственной»?

Потому что смерть такая и есть — неизвестная. Существуют две версии ухода Фальской, и они совершенно разные.

Точно известно, что трагедия произошла 7 сентября 1944 года. Марии было 67 лет.

По одной версии, случилось следующее. Немцы принудительно эвакуировали «Наш дом» в пересыльный лагерь. Мария решила, что с ее воспитанниками случится то же самое, что с воспитанниками Януша Корчака, сердце ее не выдержало, и она умерла от внезапного сердечного приступа.

По другой версии, поняв, что не может защитить своих детей, Фальская покончила с собой, приняв яд.

Официальная историография принимает первую версию.

Как было на самом деле, мы не узнаем никогда.

Как не узнаем никогда и того, какие отношения на самом деле связывали Марию Фальскую и Януша Корчака.

Януш Корчак, действительно, жил работой, и все — даже условные — проявления личной жизни были связаны с ней.

Корчак — человек, для которого единственной возлюбленной являлась его деятельность; а родными детьми — сотни воспитанников.

Его нельзя за это осуждать или, наоборот, ставить его в пример. Это надо принять как факт.

Мне кажется, что столь эмоциональный человек иногда наверняка должен был срываться в сторону личного. Однако мы никогда доподлинно этого не узнаем. Кроме