теплых кроватей или спален; нечаянного возбуждения от одежды, игрушек; близкого контакта со слугами. <…> Детская кроватка, высокий стул, хлебный пудинг, пижама с завязками были настоящим оружием, частью оборонительного арсенала»[122].

Каким надо быть не просто мудрым, но смелым человеком, чтобы идти настолько против потока. И насколько надо быть уверенным в собственной правоте человеком.

Януш Корчак обогнал не только свое, но и наше время. Вывод о том, что дети — это люди, требующие к себе уважения, сегодня нередко приходится доказывать.

Януш Корчак не сзади нас, а впереди. Имеет смысл не оглядываться на него, а стремиться к нему.

10

Мысль писателя, вывод педагога — это и есть, собственно говоря, главное в жизни писателя и педагога. Все остальные события происходят для того, чтобы появились и эта мысль, и этот вывод.

Януш Корчак был и теоретиком, и практиком. Сам он чудесно сформулировал (помните?): благодаря теории он знает, а благодаря практике — чувствует.

Практика дает возможность осознано прочувствовать то, что делаешь.

И в теории — жизнь. И в практике — жизнь. Одну без другой не понять — только в слиянии.

Корчак предложил нам увидеть в детях не объекты воспитания, а товарищей по жизни. Интересных людей, которых мы можем учить, и у которых — вот, что важно! — мы можем учиться.

Корчак предложил нам видеть в детях не неких принципиально отличающихся от нас существ, которые только готовятся жить, а нормальных людей, имеющих право на смерть (то есть на ежедневную полную жизнь) со своим прошлым и будущем.

И в своей практической работе в Доме сирот, а потом и в интернате Фальской он относился к детям ровно так. Он не просто знал — чувствовал правильность такого отношения. Теории давала знания, практика — чувства.

Конечно, дети отличаются от взрослых. Но это повод не разойтись, а, наоборот, сойтись для взаимного изучения.

Да, дети другие. Но задумаемся: «друг» и «другой» — однокоренные слова. Любой другой — потенциальный друг, а не навечно чужой человек.

Корчак предложил нам, прежде чем воспитывать ребенка, изучить и себя, и его. Вообще, семья по Корчаку — это школа познания друг друга. Без такого познания невозможно не только образование, но и просто общение.

«Как любить ребенка», «Право ребенка на уважение», и «Правила жизни» — безусловно, великие книги, которые ни много ни мало вносят в миропорядок иную форму взаимоотношений главных строителей этого миропорядка: взрослых и детей.

Вы никогда не задумывались, что мир строят только взрослые и дети? Больше некому. Ну разве что примкнувшие к ним, кошки, собаки и лошади.

И от того, какими будут взаимоотношения взрослых и детей в конечном счете зависит: каким будет мир.

Все это Януш Корчак нам рассказал. Разъяснил. Пояснил примерами и приправил эмоциями, чтобы легче воспринять.

Восприняли мы? Не вообще — теоретически, а конкретно в своей семье, своем доме? Как нам кажется: мы — поводыри своим детям или товарищи? Мы умеем слушать свое чадо или постоянно раздаем указания? Мы относимся к ребенку как к объекту воспитания или как к другу?

От ответа на эти вопросы зависят не только наши отношения с подрастающим поколением, но и судьба этого самого поколения, судьба конкретно вашего сына или дочери; внука или внучки. Поскольку уроки детства, ранние обретения или потери, детское понимание или, наоборот, не понимание — это все то, что остается в душе человека навсегда, либо осветляя душу, либо накрывая ее тенью.

Теория эта или практика?

Не знаю.

Жизнь.

А нам пришла пора рассказать, что за жизнь была у Корчака на войне, во время которой создавались великие книги о любви и уважении к детям.

Глава семнадцатая. Эх, дороги…

1

Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян.

Знать не можешь

Доли своей:

Может, крылья сложишь

Посреди степей… —

пели мои родители — оба, прошедшие войну, папа на фронте, мама в тылу — замечательную песню Льва Ошанина и Анатолия Новикова.

Песня о другой войне, не о той, на которой сражался наш герой. Но, мне кажется, произведение это настолько поразительное, что, в сущности, рассказывает о любой войне. Во всяком случае, дороги — наверное, главное слово для фронтовика, в том числе и для Корчака.

Надо заметить, что Януш Корчак пишет о Первой мировой войне крайне скупо. Он — абсолютно мирный человек. Война ему противна настолько, что он предпочитает о ней особо не вспоминать. Ни обобщений, ни выводов не делать.

На фронте наш герой сделал карьеру (если, конечно, ловко употреблять здесь такие слова): ушел лейтенантом, стал капитаном.

Понятно, что военная карьера Корчака абсолютно не радовала, но как минимум свидетельствовала о том, что дело свое военно-медицинское он делал хорошо.

Корчак служил младшим ординатором дивизионного лазарета в армии Самсонова.

Младший ординатор лазарета — это не фронтовой врач, уносящий раненных под огнем врага с поля боя. Это доктор, который видит результаты войны: разоренные деревни и города; плачущих детей; истекающих кровью солдат — красивых молодых парней, которые становились никому не нужными инвалидами.

В одной из деревень Корчак заметил слепого еврейского старика, который ходил по пепелищу и искал свой дом. Дом сгорел, но старик этого не видел и, перемешивая ногами золу, шагал в поисках сгоревшего дома.

Картинка врезалась в память навсегда.

Война сделала характер Корчака еще более мизантропичным. Он все больше убеждался в том, что от мира взрослых ничего хорошего ожидать нельзя.

«Мне бы с камешками поговорить — с людьми не очень получается, — признавался Корчак. — И не то, чтобы я не хотел — это какой-то врожденный изъян»[123].

С камешками тоже не больно-то поговоришь. И что же делать? Где отыскать собеседников? Ведь в молчании жизнь представляется еще более бессмысленной.

К детям! Всегда и только к ним.

Они — спасение, они — выход, они — защита.

2

В 1917 году госпиталь из Тирасполя, где служил наш герой, эвакуировали в Киев.

Под Киевом Корчак работал тем, кем умел и хотел — педагогом. Правда, на этот раз работа требовала немыслимого, почти нечеловеческого напряжения.

Корчаку поручили четыре (!!!) интерната для детей, у которых война отняла дом и родителей. Четыре сиротских дома в стране, изнывающий от голода и холода.

Стефания Вильчинская в Варшаве, Януш Корчак под Киевом делали, в сущности, одно и то же: старались помочь детям, по чьим судьбам жестоко прокатилась война.

Корчак писал, что его рабочий день продолжался 16 часов.